Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том I

Страх, словно порыв холодного ветра, ворвался в наши души. Я отступил на шаг от стола. Ничего хорошего от купленного пергамента быть не могло. У меня возникло желание бежать из дома профессора сломя голову, бежать так далеко, насколько это будет возможно. Мои товарищи, судя по их виду, испытывали те же чувства, чего однако нельзя было сказать о профессоре. Он настолько углубился в изучение манускрипта, что появись в его доме воры, они могли бы не спеша обчистить жилище Мартинсена, оставив ему только голые стены.

Профессор не обращал на нас решительно никакого внимания. Выждав несколько минут, мы, стараясь не слишком шуметь, покинули кабинет и отправились каждый по своим делам.

Несколько дней подряд Мартинсен не звал нас к себе. После чтения лекций, он сразу же отправлялся домой. К концу недели он, сказавшись больным, перестал вообще появляться в университете.

Не знаю, как остальных, но меня такое отношение профессора к нам, его ученикам, обижало. Сильно раздосадованный выказанным пренебрежением, я решил более не иметь с Мартинсеном никаких дел, кроме как по учебе и, ежели он снова предложит продолжать прерванное обучение тайным наукам, отказаться окончательно и бесповоротно. Ах, если бы я был последователен в принятом решении, то не случилось бы того, что случилось.

На исходе второй недели меня нашёл в трактире слуга профессора и передал записку от Мартинсена. Профессор извинялся за своё «чёрствое и эгоистичное отношение к выбранным им же молодым людям и просил обязательно быть сегодня вечером в его доме, ибо он желает продемонстрировать нам потрясающее и невообразимое открытие, способное перевернуть все ныне существующие представления о божественном».

Мартинсен писал, что ему удалось перевести почти весь текст свитка и даже разобраться со вставками на неизвестном языке. «Истина, открывшаяся предо мною, столь ошеломительна, что я не могу сообщить её всему миру, однако желание поделиться ею хоть с кем-нибудь заставляет меня просить вас быть моими слушателями».

Извинения, а главное, обещание приобщения к великой тайне, поколебало мою решимость не связываться с оккультными материями более. Я согласился.

Тем же вечером я был у дома профессора. Мои товарищи подошли раньше назначенного Мартинсеном срока. Они прогуливались по мостовой, негромко переговариваясь и посматривая на окна особняка. Свет горел только в кабинете. Мы ждали ещё одного, последнего ученика, но он задерживался. Наконец, нам надоело ждать, и мы решились войти.

Я поднялся по ступенькам крыльца первым, остальные шли за мной. Подойдя к двери, я постучал. Ответом мне была тишина. Я постучал снова, теперь громче и решительнее. Никакого результата. Разозлённый от мысли, что нас опять обманули, я сильно дёрнул дверь. Она неожиданно легко открылась. Осторожно я заглянул внутрь. Большая зала едва освещалась фонарём, оставленным на полу. Лестница, ведущая на второй этаж, скрывалась во тьме, так, что были видны только несколько ступенек.

Тьма, окутывающая лестницу, показалась мне настолько осязаемой, даже живой, что я на мгновение застыл, пронзённый холодной стрелой ужаса, но потом, сделав над собой усилие, вошёл в дом. Товарищи мои шли следом. Подняв с пола фонарь и освещая им путь, мы двинулись вверх по лестнице, стараясь идти ближе друг к другу.

Нас было пятеро. Темнота расступалась перед светом лампы и смыкалась за нашими спинами. Звук шагов словно растворялся в некой вязкой субстанции. Поднявшись на второй этаж, мы остановились. Кабинет профессора находился в угловой комнате, и, чтобы достичь его, нам нужно было повернув налево, пройти длинным коридором и повернуть направо. Трое из нас отказались идти дальше. Повернувшись, они бросились вниз по лестнице и выскочили на улицу, громко хлопнув входной дверью. Я остался с Т., студентом, старше меня на два курса.

– Что будем делать? – спросил я его шёпотом. – Пойдём дальше или вернёмся обратно?

– Тебе решать, – прошептал в ответ Т, – но один я с места не сдвинусь.

– Ладно, – сказал я, – идём дальше.

Мы пошли по коридору, ступая как можно тише, готовые в любую секунду последовать за сбежавшими товарищами. Тьма вокруг нас жила своей, недоступной для нашего понимания жизнью. Она то сгущалась, то пропадала вовсе, то вдруг превращалась в вязкий поток, истекающий в бездонную воронку в конце коридора, то покрывалась явственной рябью. В глубине её вспыхивали багровые искорки, и скользили неясные мерцающие сгустки, то собирающиеся в едва угадываемые чудовищные фигуры, то распадающиеся на рваные клочья, стремительно уносящиеся в ничто.

Мои нервы были на пределе. Т. выглядел не лучше. Я уже пожалел, что не повернул обратно. В этот момент в моём уме сформировалась отчётливая мысль, что до входной двери мы, скорее всего, не доберёмся. Мне почудилось, будто чужой разум коснулся моего сознания, и одного касание хватило, чтобы моё тело ледяной молнией пронзила всепоглощающая паника. Я застыл на месте. Т. резко налетел на меня.

– Что случилось? – испуганно спросил Т.