И только тогда, когда стало известно, что господин Р. покупает в Старославле дом с целью прочно осесть в понравившемся ему городе, словно пелена спала со всех жадных до сплетен, домыслов и предположений обывательниц.
Впрочем, господин Р. оставался так же загадочен и невозмутим, даже мило улыбаясь и отвечая со всей искренностью на самые каверзные вопросы. Да, господин Р. умел поддержать интерес к своей персоне, совершенно ничего для этого не предпринимая, хотя по нему было видно, что такая публичность его откровенно тяготит. Постепенно ажиотаж вокруг имени господина Р. сошёл на нет, и Старославль зажил своей привычной, размеренной жизнью.
Удивительно, но господин Р., пережив бурную ажиотацию вокруг своей персоны, снова будто растворился в старославльском воздухе. Однако же, укрыться от пристального взгляда баронессы ему не удалось.
Во время бурного увлечения старославльских барышень личностью таинственного господина Р. только городские мистики и оккультисты хранили многозначительное молчание. Выказывая подозрительное равнодушие, проявляя поразительное хладнокровие, они терпеливо ждали и, как только волна интереса к объекту их тайного внимания иссякла окончательно, в один из осенних вечеров перед домом господина Р. остановилась карета и баронесса, одетая во всё чёрное, скрывая бледно-белое лицо под плотной чёрной вуалью, трижды постучала в дверь интересующего её лица.
Дверь со скрипом отворилась, явив силуэт человека, стоящего в дверном проеме. Человек сей, держа в вытянутой руке масляной фонарь, осветил стоящую пред ним женщину, а затем, ни слова не говоря, посторонился, и баронесса, приподняв пышную юбку платья, проскользнула мимо молчаливого привратника в прихожую. О чём говорили между собой баронесса Д. и господин Р. нам неизвестно, только на следующем заседании кружка, среди посвящённых можно было увидеть и господина Р.
Баронесса предварила появление его небольшой приветственной речью, и господин Р. был принят в ряды избранных лишь по факту своего присутствия. Он оказался человеком немногословным и обязательным. Нельзя было вспомнить случая, чтобы господин Р. пропустил хотя бы одну пятницу.
Появляясь в гостиной точно за пять минут до назначенного времени, он садился в глубокое кресло, поставленное несколько за кругом света, отбрасываемым горящими свечами, и сидел в нём молча до конца, куря неизменную сигару и попивая вино из глубокого хрустального бокала.
Иногда господин Р. приносил с собой маленькую пузатую бутылочку тёмного стекла, заполненную благородным французским коньяком. Он ставил её посреди стола и просил великодушно извинить его за то, что не может угощать сим божественным напитком присутствующих чаще. Извинившись таким образом, он усаживался в своё кресло, привычно раскуривая сигару и наливая в бокал вино.
Участия в беседах он не принимал, однако слушал внимательно. Сидящие за столом могли видеть, каким сосредоточенным становилось его лицо, когда очередной рассказ будил в его душе одному ему ведомые воспоминания.
В такие моменты господин Р. подавался несколько вперёд, в глазах его вспыхивал лихорадочный огонь, губы кривились в непроизвольной судороге, и вид его становился таким, словно он пытается побороть в себе некие мучительные переживания.
Вспышки болезненного интереса были достаточно редки, но у всех присутствовавших при их проявлении сложилось твёрдое убеждение, что господин Р. хранит в своей душе некую страшную тайну. И вот однажды господин Р. заговорил:
– Позвольте и мне, господа, раскрыть перед вами свою душу и поведать о том, отчего оказался я в ваших столь удалённых от безумной столичной суеты палестинах. Признаюсь честно, господа, в молодости я был отчаянным вольтерьянцем.
Идеи свободы, равенства и братства без остатка поглотили моё воображение, да так, что я просто не мог более оставаться в России, не побывав на родине моего кумира, во Франции. Сделать это для меня не составляло особого труда, ведь мой родитель был дворянином и весьма состоятельным человеком, страстно увлечённым наукой и превыше всего ставящим ученость перед бездельным времяпровождением или военной службой.
Поэтому, когда я заявил ему, что хочу получить образование в Сорбонне, он радостно приветствовал моё решение и обязался без всяких ограничений содержать меня, пока я буду учиться, предупредив при этом, что если я, в ущерб приобретению знаний, стану вести разгульный образ жизни, он немедленно откажет мне в помощи и даже не даст денег на возвращение домой.
Конечно же, я полностью и искренне согласился со всеми условиями, представленными моим отцом и, окрылённый скорейшим исполнением своей мечты, отправился в дорогу. Не буду занимать ваше внимание описанием путешествия и студенческой жизни. Замечу только, что всё, о чём я мечтал, сбылось.