Я отполз к дальней стене как раз в тот момент, когда входная дверь слетела с петель. Кто-то из хозяев дома закричал. Неведомая тварь продолжала ломать стены дома, расширяя для себя проход. Когда дело было сделано, она с влажным хлюпаньем шагнула внутрь и тут же поймала кого-то. В свете из разбитого окна я увидел девочку лет десяти, одетую в лохмотья. Существо развернулось и потащило ее наружу.
Девчонка не переставая кричала. Высокий бородатый мужик кинулся к ней, схватил ее за руки и потянул на себя, что-то бормоча под нос и заливаясь слезами. Тварь свободной рукой оторвала его от девочки и вышвырнула на улицу через окно.
Не раздумывая, я рванул к дверному проему. Прошмыгнул мимо чудища и выскочил наружу.
Небо больше не было темным. Высоко в воздухе, на огромном расстоянии от земли, ярко горели красные столбы света. Их было много, все они были с четкими краями и стояли ровно в ряд, освещая пространство алым заревом. Одни столбы гасли, другие тут же зажигались. Это зрелище внушало воистину неописуемый ужас, но взгляд оторвать от него было сложно. Адские фигуры притягивали к себе, манили со страшной силой.
Я побежал. Не разбирая дороги, не смотря по сторонам. Впереди маячила темная стена леса. Позади слышались крики, звон разбиваемых стекол, хруст, удары и жуткая тарабарщина неземных голосов. Все это слилось в ужасную какофонию. Сколько я бежал? Понятия не имею. Думаю, что очень долго. Настолько долго, что исчерпал все свои силы и потерял сознание.
Очнулся я уже при свете дня, крепко прижимая к себе старый баллон огнетушителя, который, видимо, и подобрал ночью в том проклятом поселке. Даже не знаю, как не выронил его. Уже ни на что не надеясь, испытывая страшную жажду и усталость, я побрел через лес и минуты спустя вышел к своей деревне. Что было в следующие дни, и как я приходил в себя – описывать уже не буду. Это уже неважно.
***
Марат Петрович умолк, налил себе еще чаю и молча выпил. Саше не хотелось ни о чем спрашивать. Дождь постепенно сходил на нет. Редкие капли стучали по стеклу. На улице заметно посветлело.
Саша не знал, что думать об услышанном. Он уважал тихого и доброго Марата Петровича, только вот поверить в его историю было решительно невозможно.
Сидит столько лет в одиночестве, подумал парень, вот и видится ему всякое.
Хозяин дома отставил чашку в сторону и смотрел в окно. Казалось, он заснул с открытыми глазами.
– Так что же вы уезжать-то собрались, Марат Петрович? – нарочито погромче спросил Саша.
Старик дернулся и дико посмотрел на собеседника. Помотал головой и поморщился.
– Главное, говорю, не в этом, Саша, – ответил он как ни в чем не бывало, будто и не делал никаких пауз.
– Я вроде уже и успокоился после всего этого, в лес стал опять ходить регулярно. Грибы собирал. Да несколько дней назад вышел из чащи не к деревне, а к полю, где раньше картошку сажали, да давно уж забросили это дело.
Гляжу – люди в униформе яркой возятся, копают что-то. Технику нагнали. Ну работают и работают – мне-то что. Но закралось вот нехорошее чувство какое-то. Подошел к одному и спрашиваю, мол, что возитесь-то? А он мне и говорит: «Да вот, строим. Из столицы люди землю купили, поселок тут новый будет, неужели не слышал? Громовка называется».
Марат Петрович встал из-за стола, надел на ноги кирзовые сапоги, стоявшие у порога, открыл дверь и шумно втянул носом свежий, пропитанный влагой воздух.
– Так вот я и говорю, куда вы, молодежь, все время торопитесь? Откуда же вам ведомо, что у вас впереди? Наслаждайтесь тем, что имеете сейчас. Времена меняются, и ничто в нашем мире не остается прежним. Я не знаю, что я тогда видел. Не знаю, что там случилось. Но знаю точно одно – когда это «что-то» случится, меня и близко к тому проклятому месту не будет.
История господина Р.
Вадим Астанин
Повествование сие услышал я от чиновника городской управы Л., у которого квартировал неоднократно во время своих поездок по делам служебным. Состоя в должности товарища прокурора, по долгу службы исколесил я практически всю Н-скую губернию. В своих разъездах приходилось мне часто задерживаться в уездном городе Старославле, в коем я неизменно останавливался у моего хорошего знакомого Л.
К своим сорока трём годам Л., счастливо избежав мертвящих уз гименея (от чего не удалось уберечься мне), жил тихой, уединенной жизнью, разбавляя скуку унылого провинциального бытия вином, чтением книг и собиранием местных анекдотов, баек и легенд.
Однажды, тоскливым осенним вечером, когда на душе бывает особенно скверно и гложет непонятная печаль, Л., заговорщицки склонившись ко мне, сказал: