Фантастическое путешествие (Сборник)

— Вот, Альберт. Вы стали неизгладимым следом истории. Возможно, до сих пор вы представляли себя неудачником. Теперь это не так. Никто не сможет отрицать факт, что вы — первый американец, который подвергся минимизации. Даже если ваши соотечественники сами разработают процесс и уменьшат какого-нибудь американца, он будет не более чем вторым.

Моррисон не думал об этом. Он оценивал новоприобретенные — и уже навсегда — статистические данные, касающиеся его лично (если русские когда-нибудь опубликуют утверждение Натальи, неискаженное и непереписанное). Ему это понравилось.

Все же оставался какой-то осадок.

— Я хочу, чтобы обо мне помнили не по этой причине.

— Поработайте хорошенько во время эксперимента и вы прославитесь надолго, — ответил Дежнев. — Кроме того, как говорил мой старый отец: «Хорошо сидеть во главе стола, даже если вас только двое и перед вами одна тарелка щей».

Дежнев отошел. Рядом с Моррисоном опять оказалась Калныня. Она дернула его за рукав и позвала:

— Альберт.

— Да, Софья?

— Вы оставались с ним вчера вечером после ужина, правда?

— Он показал мне схему мозга Шапирова. Удивительно!

— Он что-нибудь говорил обо мне?

Моррисон, смутившись, спросил:

— С какой стати?

— Потому, что вы — любопытный человек, который пытается бороться с дьяволами, сидящими внутри. Вы наверняка спрашивали.

Моррисон поморщился от такого эпитета в свой адрес.

— Он оправдывался.

— Как?

— Он вспоминал о первой беременности и аборте. Я бы не поверил, Софья, если бы вы не согласились с этим.

Глаза у Калныни заблестели от слез.

— Он... он хоть рассказал об обстоятельствах?

— Нет, Софья. И я не спрашивал.

— Но ведь мог рассказать. Я была вынуждена, потому что мне исполнилось всего семнадцать лет. А это, сами понимаете, — последствия. И мои родители прибегли к законным мерам.

— Понимаю. Возможно, Юрий желает не верить в это.

— Он думает, что я хотела этого. Но все записано на пленку, и насильник до сих пор в тюрьме. Советский закон суров по отношению к таким преступникам. Но только тогда, когда случай полностью доказан. Я признаю: женщины могут несправедливо обвинять в изнасиловании. Но со мной все было не так. И Юрий знает. Это малодушие с его стороны — констатировать факт, не принимая во внимание смягчающие обстоятельства.

— Но сейчас не время говорить об этом. Хотя я понимаю, как глубоко это вас задевает. Нам предстоит выполнить сложную работу на корабле, и для этого понадобится полная концентрация и все наше умение. Тем не менее, уверяю вас, что я на вашей стороне, а не на его.

Калныня кивнула головой и сказала:

— Спасибо. За доброту. Не бойтесь за меня. Я сделаю свою работу.

В этот момент Баранова прокричала:

— Сейчас мы войдем на корабль в таком порядке, в каком я буду называть имена: Дежнев — Конев — Калныня — Моррисон — и я.

Баранова встала за ним и прошептала:

— Как себя чувствуете, Альберт?

— Ужасно, — ответил Моррисон. — Вы ждали другого ответа?

— Нет, — сказала Баранова. — И все же, я надеюсь, вы выполните свою работу, не чувствуя себя вошью. Понимаете?

— Я постараюсь, — ответил Моррисон сквозь зубы и последовал за Калныней. Он второй раз входил в корабль.

Один за другим они заняли свои места в том порядке, о каком за день до этого говорила Калныня. Дежнев — впереди и слева, у пульта управления, Конев — рядом, справа от него, Калныня и Моррисон — за ними, а Баранова — позади, слева.

Моррисон заморгал и высморкался в бумажный носовой платок, который обнаружил в одном из карманов. Что, если ему понадобится больше салфеток, чем у него есть? (Об этом было глупо волноваться, но гораздо спокойнее, чем думать о чем-либо другом). Лоб покрылся испариной. Может, оттого что они сидели близко друг к другу? Возможно, дыхание пятерых человек повышало влажность в сжатом пространстве до максимума? Была ли здесь достаточная вентиляция?

Внезапно он подумал о первых астронавтах прошлого столетия. Еще более зажатые и беспомощные, они отправились в космос, который был уже чем-то знакомым и понятным. Его же ждал совершенно нетронутый микрокосмос.

Заняв свое место, Моррисон чуть успокоился, страх притупился. В конце концов, он побывал на корабле раньше. Он даже подвергался минимизации и деминимизации, и ему от этого не стало хуже. Это не принесло ему никакого вреда.

Он осмотрелся. Хотелось узнать состояние остальных. Калныня, слева от него, казалась холодно беспристрастной. У нее была, скорее, ледяная красота. Но все-таки складывалось впечатление, что несмотря на внешнее спокойствие и бесстрашие, в ней явно шла душевная борьба с внутренним дыханием.

Дежнев смотрел назад. Возможно, подобно ему, он пытался оценить реакцию всех. Но, очень похоже, по другим причинам. Моррисон пытался найти поддержку своему маленькому внутреннему мужеству в других. Дежнев оценивал обстановку, соразмеряя с возможным успехом эксперимента.

Конев смотрел прямо вперед.

Моррисон мог видеть только его затылок. Баранова сидела спокойно, приводя в порядок свой тонкий костюм.

Дежнев начал: