— Альберт, наденьте пристежные ремни. Софья, покажи ему. Извините, Альберт, мы должны были все это проделать перед стартом, но у нас было мало времени. Да и вы нервничали. Мы не хотели доводить вас до состояния полной беспомощности, обрушив на вас такой поток информации.
К своем удивлению, Моррисон не чувствовал себя беспомощным. Он, скорее, испытывал удовольствие от ощущения невесомости.
Калныня нажала на край своего сиденья между колен, и ремень вокруг ее талии расстегнулся. Моррисон был уверен, что ремня на ней не было. Она повернулась к нему и сказала:
— Здесь, слева, ваше устройство, выпускающее ремень.
Моррисон не мог не почувствовать, как, освободившись от ремня, она слегка приподнялась с сиденья и прильнула к нему. Софья нажала на устройство. С легким свистом выстрелил гибкий ремень, плетенный из светлого пластика, и обернулся вокруг него, спрятав тройной наконечник в кресле с другой стороны. Он оказался как бы в упругой сети.
— Если вы хотите освободиться, здесь, прямо между колен, — расцепляющий механизм.
Калныня наклонилась к нему ближе, чтобы показать место, и Моррисон почувствовал удовольствие от прикосновения ее тела.
Казалось, она не заметила этого. Справившись со своей задачей, она откинулась на сиденье и заново застегнула ремень.
Моррисон быстро оглянулся вокруг, вытягиваясь вверх и вперед, насколько позволял ремень, и выглядывая с трудом через плечо Конева. Все пятеро были пристегнуты.
Он сказал:
— Мы уменьшились до такой степени, что стали очень мало весить, не так ли?
— Вы сейчас весите всего лишь двадцать пять миллиграмм, — заметила Баранова, — так что вы даже можете чувствовать себя невесомым. К тому же, корабль поднялся.
Моррисон посмотрел на Калныню осуждающе. Она слегка пожала плечами и сказала:
— Я помню, что обещала вам все объяснять по ходу, но вы, кажется, заснули, и я подумала, что лучше оставить вас в покое. Качка при движении разбудила вас и вытряхнула из кресла.
— Качка? При движении?
Он посмотрел в сторону. Ему показались какие-то тени, но стены уже были непрозрачными, и он уже было выбросил это из головы. Но вдруг вспомнил, что стены корабля прозрачные, опять догадался, что свет снаружи выключен.
Калныня кивнула головой:
— Движение крепко держит нас и помогает сохранять равновесие, поэтому нас излишне не трясет. Оно кажется ужасным, но это очень незначительное и искусно смягченное обивкой движение. А мы уже помещены в маленький резервуар с соляным раствором. Мы также сохраняем равновесие, благодаря потоку воздуха, всасывающемуся верхней насадкой. Нас толкает в сторону насадки. Таким образом, нас удерживает сила, действующая в. трех направлениях.
Моррисон опять взглянул наружу. Предметы за стенами корабля, не скованные движением и потоком воздуха вверх, могли бы быть видимы, но Моррисон их не видел. Он уловил отрывочные блики света и тени и понял, что все, что находится снаружи, настолько велико, что его просто невозможно рассмотреть. Если фотоны, достигающие корабль, не подвергаются минимизации, попадая в поле, они будут вести себя как длинные радиоволны, совершенно невидимые.
Он почувствовал, как корабль опять внезапно пошатнулся и даже двинулся назад, хотя в действительности движение происходило незаметно. Каждый момент все менялось. Движение — в его масштабе — невозможно было рассмотреть.
Затем его слегка приподняло вверх, и сдерживающий его ремень натянулся, корабль пошел вниз. За этим последовало ощущение медленного приседания.
Дежнев указал на темную горизонтальную линию, которая медленно двигалась вверх и вниз по стене корабля, и произнес с удовлетворением:
— Это поверхность воды. Я думал, что сейчас буду двигаться сложнее. Очевидно, здесь почти такие же хорошие инженеры, как я.
Баранова заметила:
— Собственно говоря, мастерство инженеров здесь ни при чем. Нас удерживает давление поверхности. Оно оказывает свое действие, только когда мы находимся на поверхности потока. Как только мы попадем в тело Шапирова, его воздействие на нас прекратится.
— Но этот эффект волны, Наташа? Это движение вверх-вниз? Разве оно совсем не влияет?
Баранова внимательно следила за приборами и особенно за маленьким экраном, на котором горизонтальная линия, казалось, застыла навсегда, не смещаясь от центра. Моррисон старался рассмотреть ее, поворачиваясь и приподнимаясь до боли.
— Она непоколебима, — сказала Баранова, — как твоя рука, когда ты трезвый, Аркадий.
— Лучше не бывает, а? — громко рассмеялся Дежнев.
«Он выглядит оживленным», - додумал Моррисон тревожно, — и что это на него подействовало?»
— А что сейчас происходит? — спросил Моррисон.
Насколько помнил Моррисон, Конев заговорил впервые с начала минимизации:
— Вы все хотите знать?
Моррисон сердито ответил:
— Да! Вам все объяснили. Почему мне нельзя знать всего?
Баранова успокоила всех:
— Альберт абсолютно прав. Юрий, пожалуйста, будь благоразумным. Достаточно скоро тебе понадобится его помощь, и я надеюсь, он не настолько невоспитан, чтобы огрызаться.
Конев передернул плечами, но ничего не ответил.
Баранова объяснила: