У Моррисона вдруг возникло острое желание поцеловать Софью. Просто легонько дотронуться губами до ее щеки, но он поборол его. Если она неправильно его поймет, он будет выглядеть совершенным идиотом.
И поэтому он тихо сказал:
— Люди будущего поймут, что у нас была другая задача.
— Интересно, — произнесла Софья, быстро взглянув на Конева, который всегда внутренне замирал, но старался казаться невозмутимым, едва лишь Калныня починала говорить.
Она повернулась к своему компьютеру, переключила его на режим работы с лексикой и быстро набрала по-русски: «Юрий — фанатик, и он жертвует всем ради своей идеи. Нет никаких шансов улавливать мысли на расстоянии, но он всем пытается доказать обратное». Затем она все стерла и набрала следующее: «Мы являемся его жертвами». И снова стерла.
Вместо «мы», читай — «я», — с грустью подумал Моррисон. Он неуверенно глянул на свой прибор. Ему показалось, что волны мышления, которые до этого были тусклыми, сейчас стали более интенсивными. Он вгляделся в экран, пытаясь понять, как близко к аксону они теперь находились. Но сделать это было невозможно. Он отключил излучение и перевел компьютер на словарный режим работы.
Затем набрал русскими буквами: «Он тоже является жертвой самого себя».
Калныня тут же взбешенно напечатала: «Нет. Я не верю, что такие люди, как он, могут быть жертвами самих себя».
Моррисон с тоской вспо1омнил свою прежнюю жену, детей, неспособность убедительно доказать собственную теорию или отказаться от нее и набрал: «Я думаю, каждый из нас я является прежде всего жертвой самого себя». Затем быстро переключил компьютер на режим приема волн мышления.
У него вдруг перехватило о дыхание. Волны на экране показывали высокую 1 интенсивность, и это несмотря на то, что прибор р работал на небольшой мощности.
Он открыл было рот, чтобы прокомментировать увиденное, но его опередил Дежнев:
— Клеточная мембрана подворачивает в сторону, мы поворачиваемся следом за ней.
«Вот чем это объясняется, — подумал Моррисон. — Клетка сужается по напра>авлению к аксону, и скептические волны становятся более концентрированными. Его прибор, отфильтровывая все ненужное, будет распространять скептические волны внутри корабля. Что же произойдет в результате?»
— Посмотрим, что за этим последует? — удовлетворенно произнес Конев. — Альберт, включи свою машину на полную мощность.
— Я надеюсь, что бы ни произошло, мы получим ответ, или хотя бы начало ответа.
— Я уже устала ждать, — послышался голос Барановой.
— Ты не виновата, — сказал Дежнев. — Как говорил мой отец: «Чем дольше тебе требуется добраться до сути чего-либо, тем непонятнее она оказывается».
Моррисон видел, что каждый мускул тела Конева был напряжен от возбуждения и ожидания триумфа, однако сам он не разделял этих волнений.
Моррисон огляделся. Они были в аксоне, и их несло потоком внутриклеточной жидкости.
В реальном мире аксон представляет собой необычайно тонкий отросток, а теперь ширина его равнялась сотне километров. Что касается длины, то он был намного длиннее, чем сама клетка. Путешествие от одного конца к другому можно было сравнить с полетом на Луну и обратно. С другой стороны, благодаря таким размерам их скорость приближалась к скорости света. Однако чисто внешне почувствовать это было невозможно. Корабль двигался вместе с течением, и теперь на его пути попадалось гораздо меньше макромолекул их органелл, чем в самой клетке. Если что-то и встречалось на пути, то оно двигалось с огромной скоростью, так что разглядеть было практически невозможно.
Поэтому все бросили это дело и следили за экраном. Скептические волны становились все интенсивнее. Кроме того, с увеличениям помех затруднился их отбор. Из-за сильной вибрации скептических волн на экране появилась сеть зубцов направленных форм. Поэтому не удавалось получить детально всю информацию. Появилась необходимость прямо под микроскопом установить лазерный принтер.
Конев отстегнул пристяжной ремень и склонился над экраном.
— Никогда не видел ничего подобного, — сказал он.
— Я тоже, — отозвался Моррисон, — хотя изучаю скептические волны вот уже двадцать лет.
— Таким образом, я был прав насчет аксона?
— Абсолютно, Юрий. Они прекрасно сконцентрировались в одном месте.
— И что это значит?
Моррисон беспомощно развел руками:
— Понятия не имею. Поскольку я ни разу не сталкивался с таким явлением, естественно, я не могу его объяснить...
— Нет, нет, — нетерпеливо прервал его Конев. — Ты сосредоточенно следишь за экраном, а я все думаю об индукции. Наш с тобой мозг — это самый настоящий рецептор, так же как и твоя машина. Так что же чувствуешь ты? Образы? Слова?
— Ничего, — ответил Моррисон.
— Но это невозможно.
— А разве ты что-то улавливаешь?
— Это твоя машина. Она настроена на твое восприятие.
— Но и у тебя уже возникали некоторые образы.
В их разговор вторгся Дежнев:
— Как говорил мой отец: «Если ты хочешь услышать, начинай слушать».
Баранова согласилась:
— Дежнев Старший прав. Мы ничего не сможем добиться, если будем постоянно спорить.
Конев тяжело вздохнул и нарочито нежно произнес:
— Ну что ж, давайте сосредоточимся.