На корабле воцарилась неестественная тишина. Немного спустя послышался робкий голос Калныни:
— Нет времени.
— Для чего нет времени, Софья? — поинтересовалась Баранова.
— Это просто фраза, которую я уловила: «Нет времени».
— Ты хочешь сказать, что синтезировала эту фразу из скептических волн Шапирова?
— Не знаю. А это возможно?
В разговор вступила Баранова:
— Послушайте, минуту назад у меня была та же самая мысль. Мне пришло в голову, что лучший способ решить нашу проблему — это исследовать уже записанные с экрана скептические волны и ждать результатов. Вполне возможно, сама структура останется прежней, но какие-то изменения в ней произойдут. И вот тогда я подумала, что нам придется очень долго ждать и что у нас для этого нет времени.
— Другими словами, — сказал Моррисон, — вы подумали: «Нет времени».
— Да, — подтвердила Баранова,. — но это была моя собственная мысль.
— Откуда вы это знаете? — спросил Моррисон.
— Я знаю свои собственные мысли.
— Вы так же знаете собственные сны, но порой сны базируются на каких-то посторонних, чужих фактах. Допустим, вы уловили мысль: — нет времени. Но вы не привыкли читать мысли на расстоянии, и у вас тут же выстраивается своя логическая цепочка: вам кажется, что это была ваша собственная мысль.
— Может, и так, но как отличить одно от другого, Альберт?
— Я не знаю. У Софьи возникла та же самая фраза, а не думала ли она сама о чем-нибудь таком, из-за чего ей в голову пришла данная мысль?
— Нет, я старалась вообще ни о чем не думать, — ответила Калныня, — она просто возникла сама собой.
— Что касается меня, я ничего не почувствовал, — сказал Моррисон. — А вы, Юрий?
Конев покачал головой, ужасно расстроившись:
— Нет, абсолютно ничего.
— В любом случае, — задумчиво продолжал Моррисон, — это еще ничего не значит. Эта самая обычная мысль могла возникнуть в голове Натальи, логично вытекая из предыдущих, не имея при этом абсолютно никакого значения. Но даже если эта мысль пришла к нам от Шапирова, то она тоже может совершенно ничего не значить.
— Может быть, — произнес Конев, — а может, и нет. Вся его жизнь и его ум всегда были связаны с проблемами минимизации. Обычно ни о чем другом он не думал.
— Вы постоянно твердите об этом, — возразил Моррисон, — но на самом деле это просто чепуха. Никто не может жить, думая лишь об одном. Даже самый пламенный влюбленный. Ромео не думал все время о Джульетте. Приступ кашля, посторонний звук всегда отвлекут человека от его мыслей.
— Тем не менее, все, что говорит и думает Шапиров, мы должны принимать во внимание.
— Возможно, — не унимался Моррисон. — А что, если он пытался и дальше развить теорию минимизации и вдруг решил, что у него нет времени, у него было мало времени, чтобы завершить свою работу?
Конев отрицательно покачал головой, но скорее просто для того, чтобы отогнать одолевавшие его мысли. Затем сказал:
— А если Шапирову показалось, что любая минимизация, при которой увеличение скорости света происходит пропорционально уменьшению постоянной Планка, способна производить мгновенные изменения? А так как скорость света увеличивается весьма значительно, то и скорость невесомого, или почти невесомого, объекта тоже увеличится во много раз. Таким образом, ему практически удалось оторваться от понятия «время», и поэтому он мог с гордостью себе сказать: «Нет времени».
— Несколько неправдоподобно, — сказала Баранова.
— Конечно, — согласился Конев, — но все равно об этом стоит подумать. Мы должны записывать все впечатления, независимо от того, имеют они значение или нет.
— Я и собираюсь это сделать, — ответила Баранова. — Тогда тише. Посмотрим, удастся ли нам уловить что-нибудь еще.
Моррисон старался изо всех сил сосредоточиться над экраном, сдвинув у переносицы брови.
Вдруг раздался шепот Конева:
— Мне послышалось следующее: «
Моррисон согласился:
— И я тоже слышал, но мне кажется последним было
— Нет, — твердо возразил Конев. — Попробуйте еще...
Моррисон снова сконцентрировался и потом в замешательстве произнес:
— Да, вы правы:
— А кто знает. Как бы там ни было, если это мысли Шапирова, то они обязательно что-то значат. Можем предположить, что
Баранова предостерегающе подняла руку. Конев тут же остановился. Ему вдруг стало неловко и он добавил:
— Ну... это ни то и ни другое.
Моррисон усмехнулся:
— Запретная тема?
Тут послышался раздраженный голос Дежнева:
— Как так, вы все что-то слышите про какую-то массу, время и все такое прочее, а я вообще ничего не чувствую? Я что, не ученый по-вашему?