Моррисон не слушал. Вместо этого он погрузился в собственные мысли, пытаясь вспомнить, что он слышал о заинтересованности русских в минимизации и какая может быть связь между этим и его работой.
Она указала на скамейку:
— Эта, по-моему, выглядит достаточно чистой.
Они присели. Моррисон уставился на реку. На самом же деле он не видел воду, а наблюдал за машинами, тянущимися вдоль по шоссе с двух сторон, а река кишела лодками с веслами, похожими на сороконожки. Он молчал, и Баранова, задумчиво посмотрев на него, произнесла:
— Вам не интересно?
— Неинтересно что?
— Мое предложение поехать в Советский Союз.
— Нет! — отрезал он.
— Но почему? Если ваши американские коллеги не признают ваши идеи, из-за чего у вас депрессия, и вы ищете выход из тупика, в который зашли, почему бы вам не поехать к нам?
— Коль вы так изучили мою жизнь, я уверен: вы знаете, что мои идеи не признают. Но откуда такая уверенность, что у меня депрессия из-за этого?
— Любой здоровый человек может дойти до такого состояния. И кто-то должен сказать вам об этом.
— Вы согласны с моими идеями?
— Я? Я не занимаюсь этим. Я ничего не знаю — то есть очень мало знаю — о нервной системе.
— Полагаю, вы просто согласны с мнением Шапирова.
— Да. И даже если бы это было не так — смелые проблемы надо решать смелыми методами. Что плохого, если мы испытаем ваши идеи в качестве методов? Нам, определенно, от этого не станет хуже.
— Значит, вам известно о моих исследованиях. Их материалы были напечатаны?
Она с решительностью на него посмотрела:
— Мы не думаем, что все было опубликовано. Вот почему мы нуждаемся в вас.
Моррисон невесело рассмеялся.
— Какую пользу я могу принести в области, связанной с минимизацией? Я в ней разбираюсь хуже, чем вы в проблемах изучения мозга. Гораздо хуже.
— А вы вообще что-нибудь знаете о миниатюризации?
— Только две вещи: что советские ученые занимаются исследованиями в этой области и что она невозможна.
Баранова задумчиво смотрела на реку.
— Невозможно? А если я вам скажу, что мы справились с этой задачей?
— Я бы скорее поверил, что белые медведи летают.
— С какой стати я буду вам лгать?
— Я привык объяснять сам факт. А мотивировка меня не интересует.
— Почему вы так уверены, что минимизация невозможна?
— Если уменьшить человека до размеров мухи, тогда вся его масса должна вместиться в объем мухи. Вы придете к плотности примерно,— он задумался,— в сто пятьдесят тысяч раз больше плотности платины.
— Ну а если пропорционально уменьшить массу?
— Тогда в уменьшенном человеке атомов будет в три миллиона раз меньше, чем в нормальном. Человек, уменьшенный до размеров мухи, просто получит мозг мухи.
— А если уменьшить атомы?
— Если минимизировать атомы, как вы говорите, тогда постоянная Планка, являющаяся, безусловно, неизменной величиной во Вселенной, не позволит это сделать. Минимизированный атом слишком мал, чтобы вписаться в структуру Вселенной.
— А если я вам скажу, что уменьшена постоянная Планка и вследствие этого человек будет помещен в такую среду, в которой структура Вселенной невероятно тоньше, чем при нормальных условиях?
— Тогда я не поверю вам.
— Не изучив проблему? Вы отказываетесь поверить в это из-за предвзятых убеждений подобно тому, как ваши коллеги отказываются поверить вам?
При этих словах Моррисон на мгновение замолчал.
— Это совсем другое, — пробормотал он наконец.
— Другое? — Она опять задумчиво уставилась на реку. — Что другое?
— Мои коллеги считают, что я не прав. По их мнению, мои идеи — не только невозможны теоретически, они — неправильны.
— Тогда минимизация — невозможна?
— Да.
— В таком случае приезжайте и посмотрите сами. Если окажется, что минимизация невозможна, как вы говорите, хотя бы в течение месяца будете гостем советского правительства. Все расходы будут оплачены. Если вы хотите привезти с собой кого-нибудь, возьмите ее. Или его..
Моррисон покачал головой:
— Нет, спасибо. Пожалуй, нет. Даже если минимизация возможна, это не моя область деятельности. Это мне не поможет и не заинтересует меня.
— Откуда вы знаете? Что, если минимизация даст вам такую возможность в изучении нейрофизики, какую вы раньше никогда не имели — и никто не имел? И что, если, занимаясь этим, вы сможете помочь нам? Мы могли бы внести свой вклад в дело.
— Разве вы можете предложить что-то новое в изучении нейро физики?
— Но, доктор Моррисон, я думала, мы как раз об этом и говорим. Вы не можете доказать правоту своей теории, потому что нельзя достаточно тщательно изучить нервные клетки, не повредив их. А что, если мы увеличим нейрон до размера Кремля, и даже больше, так, чтобы вы смогли изучить каждую его молекулу?
— Значит, вы можете, наоборот, увеличить нейрон до желаемых вами размеров?
— Нет, мы пока не можем этого сделать, но в наших силах уменьшить вас, что равносильно, не так ли?
Моррисон встал, уставившись на нее.
— Нет, — произнес он полушепотом. — Вы с ума сошли? Вы думаете, я — сумасшедший? До свидания! До свидания!
Он развернулся и устремился большими шагами прочь.
Она окликнула его:
— Доктор Моррисон, послушайте меня.