Он отмахнулся и бросился бежать через дорогу, с трудом уворачиваясь от машин.
Моррисон вернулся в отель и теперь, тяжело дыша, чуть ли не приплясывая от нетерпения, ожидал лифта.
Он все еще дрожал, стоя у дверей своего номера в гостинице с зажатым в руке пластмассовым прямоугольником от ключа. С трудом переводя дыхание, Моррисон размышлял, знает ли эта женщина номер его комнаты. Конечно, может узнать, будучи достаточно настойчивой. Он осмотрел коридор, боясь увидеть ее бегущей к нему с распростертыми руками, с искаженным лицом и растрепанными волосами.
Он пару раз встряхнул головой. Нет, это сумасшествие. Что она могла сделать с ним? Она не сможет насильно увезти его. Она не сможет заставить его делать что-либо против его желания. Что за детский страх охватил его?
Он отдышался и сунул ключ в замочную скважину. Почувствовав легкий щелчок, вынул ключ. Дверь распахнулась.
У окна в плетеном кресле сидел человек. При виде Моррисона, он улыбнулся и сказал:
— Входите.
Моррисон уставился на незнакомца в изумлении. Затем повернулся, чтобы посмотреть на табличку с номером комнаты, и убедиться, что он попал к себе в номер.
— Нет, нет. Это ваша комната, все в порядке. Входите и закройте дверь за собой.
Моррисон молча последовал приказу, не отрывая изумленных глаз от человека. Будучи довольно полным, но не слишком толстым, он заполнил своим телом все кресло. На нем был легкий льняной полосатый пиджак и ослепительная белая рубашка. На еще не лысой, но явно лысеющей голове виднелись каштановые кудри. Он не носил очки, хотя его маленькие глазки казались близорукими.
Неожиданный посетитель заговорил:
— Вы сюда бежали, правда? Я наблюдал за вами, — он указал на окно. — Вы сидели на лавочке, затем встали и бегом направились к отелю. Я надеялся, что вы подниметесь в свою комнату. Мне не хотелось ждать вас здесь весь день.
— Вы находитесь здесь, чтобы следить за мной из окна?
— Нет, совсем не поэтому. Это получилось случайно. Просто вы пошли с дамой к этой лавке. Непредвиденно, но удачно. Но все в порядке. Если бы я не наблюдал за вами из окна, другие бы сделали это.
Моррисон затаил дыхание, собираясь с мыслями и намереваясь задать вопрос, необходимый для сохранения чувства собственного достоинства в разговоре.
— И все-таки, кто вы?
Человек улыбнулся в ответ. Доставая из кармана пиджака бумажник и открывая его, он произнес:
— Сигнатура, голограмма, отпечатки пальцев, запись голоса.
Моррисон перевел глаза с голограммы на улыбающееся лицо. Голограмма тоже улыбалась.
— Хорошо, вы из органов безопасности. Но даже это не дает вам права врываться в мое жилище. Меня всегда можно найти. Вы могли бы позвать меня из коридора или постучать в дверь.
— Определенно говоря, вы правы, конечно. Но я думал, что самое лучшее — встретиться с вами как можно незаметнее. Кроме того, я воспользовался старым знакомством.
— Каким еще старым знакомством?
— Два года назад. Разве вы не помните? Международная конференция в Майами? Вы выступали с научным докладом, и у вас были неприятности из-за него...
— Я помню. Я помню доклад. Но именно вас я не помню.
— Возможно. В этом нет ничего удивительного. Мы познакомились позже. Я обратился к вам с вопросами. И мы даже немного выпили вместе.
— Я не считаю это старым знакомством. Фрэнсис Родано?
— Да, это мое имя. Вы даже правильно его произнесли. Ударение на втором слоге. Широкое «а». По-видимому, память на уровне подсознания.
— Нет, я не помню вас. Я прочитал ваше имя на удостоверении личности. Я, наверное, забыл вас.
— Я хотел бы официально поговорить с вами.
— Похоже, что все хотят поговорить со мной. О чем?
— О вашей работе.
— Вы нейрофизик?
— Вам должно быть известно, что нет. Моя основная специальность — славянские языки, а вторая — экономика.
— О чем же мы можем поговорить? Я плохо владею русским, вы, наверное, — лучше. И я к тому же ничего не смыслю в экономике.
— Мы можем поговорить о вашей работе. О той, которой вы занимались два года назад. Послушайте, почему вы не присядете? Это ваша комната, и я не отбираю ее у вас, поверьте. Если вы хотите сесть в кресло, я с удовольствием уступлю его вам.
Моррисон присел на кровать.
— Давайте покончим с этим. Что вы хотите узнать о моей работе?
— То же самое, что я хотел узнать два года назад. Как вы считаете, есть в вашем мозге особая структура, вырабатывающая творческие мысли?
— Не совсем так. Это нельзя выделить обычным путем. Это сеть, состоящая из нейронов. Да, я думаю, что-то есть. Это очевидно. Трудность в том, что больше никто так не считает, потому что не может определить, где это находится, и не имеет никаких сведений об этом.
— А вы нашли где?
— Нет, я вновь возвращаюсь к результатам и анализам импульсов мозга и, кажется, я еще не уверен. Мои анализы — не ортодоксальны. — Он резко добавил: — Ортодоксальность в этой области никуда не привела, но мне не позволят быть неортодоксальным.
— Я слышал, что математические методы, используемые в ваших электроэнцефалографических анализах, не только не ортодоксальны, а просто ошибочны. Ортодоксальный и ошибочный — разные вещи.