В произведениях того времени воздухоплавание и самолеты играли ту же роль, что в нынешней фантастике космонавтика и звездолеты. Надеюсь, впрочем, что через полвека нынешние произведения о межпланетных кораблях не будут читаться с такой улыбкой, как «Царица мира» (1908 г.) и «Цари воздуха» (1909 г.) В. Семенова. Как о фантастической скорости, способной преодолеть ураганы, говорит автор о 30 м/сек, то есть о 100 километрах в час.
Захлебываясь от восторга, автор пишет, что воздушный флот сократил путь из Европы на Дальний Восток в 10 раз, то есть до 5–6 дней вместо 60. И вообще автору представляется, что изобретение летательных аппаратов тяжелее воздуха преобразит всю мировую жизнь, поскольку аэропланы представляют собой почти абсолютное оружие, бороться с которым можно только при помощи такого же флота, но тот, кто первым захватит воздух, может не позволить создать конкурирующую армию. Ни о каких границах, таможнях и вообще о национальном и экономическом суверенитете при появлении авиации не может быть и речи. На Земле возникает экономическая и политическая анархия. Дважды на протяжении двух романов человечество силой пытаются принудить к миру, разоружению и благоразумию. Первый раз ультиматум предъявил… английский король, терроризируя государства своими аэропланами, что вызвало бешеное сопротивление и низвержение «царицы мира» — Британии. Второй раз — русский инженер Сергей Дьячков, этакий современный странствующий рыцарь, Повелитель «Царей воздуха», летающий под черным флагом с белой звездой. У него есть прибор, вызывающий детонацию взрывчатых веществ на расстоянии. Сергею и его невесте удалось было ликвидировать всю взрывчатку на планете, но люди… ах, понятно, что сделали люди, они взялись за холодное оружие, против которого лучи хитроумных приборов были бессильны, и непонятым борцам за свободу и индивидуализм пришлось удалиться на необитаемый остров, поджидать там прибытия инженера Гарина.
Тоже не совсем «чистая» научная фантастика, но все же…
В БОЛЬШИНСТВЕ ЖЕ КНИГ, НЕСМОТРЯ на использование летательных и иных аппаратов, авторы стремились не к воспеванию научного прогресса. Их авторы пытались активно вмешаться в политическую и социальную злобу дня. Один из них написал в предисловии: «Литература «романов будущего» с легкой руки Беллами[4]
разрослась до огромных размеров. В самом деле, в этакой форме сойдет самое несуразное вранье, лишь бы рассказ носил хоть сколько-нибудь занимательный характер и рисуемое будущее было лучше настоящего. А так как хуже последнего, собственно говоря, никто ничего не придумает, то это удивительно облегчает задачу наших российских Жюлей Вернов и Фламмарионов».Предреволюционные годы были временем консолидации не только прогрессивных, но и реакционных сил. В числе идеологических выразителей этих сил были новые славянофилы или, точнее, русофилы. Ученики и соратники Победоносцева, Розанова, Константина Леонтьева, черносотенцы и антисемиты, которым даже христианские вероискания Толстого и Достоевского представлялись революционными, они на разные лады защищали, в сущности, все ту же знаменитую уваровскую формулу, выдвинутую еще в царствование Николая I: «Православие, самодержавие, народность». Жанр утопии был активно двинут ими в ход для этого дела.
Первой, еще сравнительно умеренной ласточкой литературы подобного сорта был роман Н.Шелонского «В мире будущего», вышедший отдельным изданием в 1892 году. Роман этот резко распадается на две части. Первая — это довольно эклектический набор разнообразных научно-фантастических, главным образом жюль-верновских мотивов. Тут и таинственное завещание древнего индуса, и путешествие на Северный полюс на управляемом воздушном корабле, и детективные попытки американских железнодорожных королей помешать успешному полету этого корабля, и охота на плезиозавров. Не знаю, было ли открытием автора состояние анабиоза («временной смерти», по терминологии Шелонского), погрузившись в которое, герои, «не портясь», переносятся в Россию XXX века.
Как говорит сам автор в послесловии, его книга написана в пику утопии уже упомянутого Беллами и вообще против всяких социалистических теорий. На этот раз нельзя сказать, что налицо лишь научно-технический прогресс и никакого социального. Напротив, общественная жизнь изменилась очень сильно. Другой вопрос — как именно?
Начнем, однако, с науки и техники. В книге немало довольно метких попаданий. Телевидение («телефот» — даже название похоже), нетканые ткани, фотопечать, туннель под Ла-Маншем (правда, разрушенный во время последней войны), победа над гравитацией, есть даже намеки на такое состояние вещества, которое мы ныне называем плазмой, и т. д. Но главного свойства научно-технического прогресса — его постоянного ускорения — не сумел предсказать ни один старый фантаст. Отсюда опять-таки и возник срок в 1000 лет.