Фантастика 1972

Мы понимаем, конечно, что вопросы эти очень связаны между собой, но в интересах последовательности изложения просим ответить на них по порядку. И не надо начинать с выводов. Расскажите сначала просто, как все было.

Итак, ВОПРОС ПЕРВЫЙ

– Я прошу вас помнить, что я способен рассказать только о том, как обстояло дело со мной, со мной как таковым, - иными словами, с человеком, обладающим определенным складом ума и психики. И я считаю очень важным заявить об этом сразу же - ведь меня немало и очень несправедливо обвиняли в том, что я будто бы не интересуюсь самым индивидуальным в человеке, пытаюсь изобразить человека “усредненного”. Это абсолютно неверно.

Еще в двадцатипятилетнем возрасте я написал статью “Новое открытие единичного”, где доказывал, что реальность бесконечно многообразна. Статистика необходима, но она относится только к области больших чисел, и, произнося слова “тысяча человек”, мы должны помнить, что речь идет о тысяче разных людей, очень индивидуальных, один на другого не похожих. Открытие для себя литературы, искусства, науки - это в последнее время, и чем дальше, тем больше, открытие окружающего мира. Он появляется перед нами в значительной мере в опосредствованных формах. В этом видели одно из дурных влияний времени - человек оказывается отрезан от природы, он теряет непосредственность… Возможно. В разные периоды своей жизни я думал об этом немного по-разному и не хотел бы ввязываться сейчас в этот спор. Но не забудьте - приобщаясь к миру через науку и искусство, человек приобщается заодно к человечеству, начинает ощущать себя частью этой великой общности. И, что тоже, по-моему, очень важно, он приобщается к человечеству, понятому в его истории, ибо ни литература, ни наука не существуют вне истории. Вы представляете себе, как трудно дается приобщение чего-то столь ограниченного во времени - человека - к чему-то почти бесконечному - человечеству? И уже поэтому такое приобщение происходит у каждого по-разному. У одних более, у других менее полно, у одних прежде всего за счет интереса к искусству, У других за счет интереса к науке. Но мне все же казалось, что одно неизбежно влечет за собой другое, нельзя ограничиться лишь половиной мира, надо стремиться охватить его весь! Вернее сказать, надо оставаться последовательным. Я только что упомянул свою статью 1891 года “Новое открытие единичного”. Размышляя над проблемами, поставленными в этой статье, я, конечно же, очень приблизился к писательству.

Я с тех пор больше стремился оценить отдельную индивидуальность. Но знаете ли вы, что именно наука заставила меня принять такой взгляд на вещи? Я в те годы особенно много занимался теорией Дарвина, Дарвин же доказал, что именно благодаря индивидуальным различиям между животными происходит развитие гада.

“Здравый смысл” XVIII века видел в отклонениях лишь “ошибку природы”. Великое открытие Дарвина вернуло индивиду его законное место. И еще один аргумент мне хотелось бы привести в защиту своего убеждения, что человек должен воспринимать и мир литературы и мир науки. Человек - существо многофункциональное.

В этом одна из его особенностей, в этом, как правильно заметил мой друг Бернард Шоу, выступая после представления пьесы Карела Чапека “RUR”, его основное отличие от робота. О том, что многофункциональность помогает человеку оставаться человеком, я, впрочем, писал еще до Шоу.

Прочтите с этой точки зрения мою “Машину времени”. Не потому ли погибло, распалось на две породы полулюдей человечество, что одна его часть жила лишь духовными, а другая - лишь материальными интересами, сосредоточилась в мире техники?

Конечно, путь к овладению миром науки и искусства у каждого свой. Мне по складу моего мышления надо было сначала представить себе мир в самых общих чертах, в основных его закономерностях, и только потом я сумел заинтересоваться конкретными проявлениями жизни. Другие, вероятно, должны идти от частного к общему. Но понять как следует мир, остановившись на полпути, ограничив себя только литературой или только наукой, по-моему, невозможно.

– Спасибо.

– Не стоит. Тем более что я не намерен больше работать за автора. Пусть пишет сам. Тогда у него, кстати, не будет искушения выдавать свои мысли за мои. Что ж, придется писать самому…

Конечно, Уэллс, как уже говорилось, не мог много почерпнуть в своей семье. Но это значит лишь, что чужие влияния он воспринял позже, чем ребенок, принадлежащий к более культурному кругу. В целом же без чужих влияний не обошлось. И к своему представлению о необходимости. видеть мир и глазами ученого и глазами писателя Уэллс пришел не сам. Это было общее убеждение среды, к которой он приобщился, поступив на педагогический факультет Лондонского университета. Традиция эта шла от Дарвина.