Фантастика 2003. Выпуск 1

Вот вам и «соцреалистическая целомудренность» фантастов «ближнего прицела»! Конечно же, сам рассказ был, мягко говоря, далек от эротических аллюзий, но то, что советский НАУЧНЫЙ фантаст оказался невольным «изобретателем» популярной эротической игрушки для женщин — это уж наверняка. По крайней мере он придумал название.

О РОССИИ — С «ЛЮБОВЬЮ»

1 мая 1960 года разведывательный самолет США U-2, совершая «незалитованный» полет над территорией Советского Союза, был сбит российскими службами ПВО. На свою беду, как раз в эти тревожные праздничные дни «самый американский из фантастов» Роберт Хайнлайн совершал вместе с женой (которая, кстати, владеет русским языком и неплохо знает русскую культуру) туристическую поездку по городам и весям СССР. Все им сначала нравилось, особенно балет и русское радушие, но в Казахстане американскую чету вызвал «на ковер» алма-атинский представитель «Интуриста» (разумеется, сотрудник КГБ), известил семейную чету о коварстве американского правительства и провел «инструктаж». Очень это не понравилось Хайнлайну, и на пару с женой они громко стали обвинять сотрудника КГБ и советское правительство в тоталитаризме, сталинских репрессиях и прочих смертных грехах. Всю ночь фантастическая парочка прислушивалась к шагам за дверью гостиничного номера, но зловещий стук в дверь так и не раздался. Никаких репрессивных мер не последовало и в других городах, их никто не собирался насильно выдворять из страны. Это очень насторожило фантаста, и на родину он вернулся ярым антисоветчиком и с черной обидой на весь советский народ за их успехи в космосе.

Сразу по возвращении он поместил в журнале «American Mercury» путевые заметки под красноречивым названием «Pravda» Means «Truth» о своих злоключениях в Стране Советов. И тут же сел писать свой самый антиамериканский роман «Чужак в чужой стране». Вот таким непоследовательным человеком был фантаст Хайнлайн.

_{Продолжение следует..}

Дмитрий Байкалов, Андрей Синицын ДИАЛОГИ ПРИ ПОЛНОЙ ЛУНЕ

(Обзор Фантастики 2002 года)

Amicus Plato, sed magis arnica veritas

Платон мне друг, но истина дороже.[10]

Пролог

Смеркалось. Когда мы покидали столицу серединных земель, ее улицы практически опустели. Но это нам было только на руку. Жители города ни при каких обстоятельствах не должны были распознать нашу инакость. Еще полчаса назад мы принимали участие в ежегодном празднике «Фантаст года», а еще через час у нас была назначена встреча в одном из прибрежных оазисов. Обычному жителю Континента для того, чтобы хотя бы попытаться выбраться за городскую черту, требовались годы, большинству же не хватало и жизни.

Мы были иными. Темп нашей жизни во много раз превышал обычный. В течение дня мы, как Фигаро, успевали утром выпить чашечку «мэйнстризмовского» кофе, полдень встретить в обществе неведомого отшельника, а ночь провести на модной дискотеке в центре. Мы были хранителями. Нашей целью было помочь каждому найти на Континенте свое место, обрести себя, но самое главное — не потерять веру в фантастику. Мы были наблюдателями. Молодое вино наполняло старые мехи. Наша гавань была полна новенькими, с иголочки, катерами и лодками. Восьмая волна экспансии продолжала нарастать. Глиняные кружки в руках молодых начинали все громче стучать об отполированные столешницы, требуя своей порции пива на этом празднике жизни.

Песок почти полностью покрыл дорогу, вымощенную самыми обычными булыжниками. Мы вышли к пустыне. Полнеба занимала луна. Как всегда, при нашем появлении на ее фоне кто-то пролетел. Сегодня это была девичья фигурка с очень большой виолончелью. Мы уже давно привыкли к проявлениям этого дешевого «пиара» и, не обращая внимания, продолжили свой путь. Впереди нас ждало приключение. Притягательное и странное. А мы были из тех, кто желал странного. Из достоверного источника стало известно, что по окончании праздника неведомые отшельники решили собраться в одном из оазисов и поговорить о сокровенном. Куда уж страньше.

Как мы ни торопились, все равно опоздали. Дискуссия была уже в самом разгаре. Мы не стали афишировать своего присутствия и предпочли скрыться в тени платана. Говорил, вернее, продолжал говорить, одетый во все черное, «аккуратно выбритый» отшельник, «с собранными на затылке в хвост длинными волосами»:

— …говори только о том, во что веришь сам. Никакой софистики. Мы должны найти истину, а не заниматься гнилой риторикой.

— Ты совершенно прав, коллега, — в разговор вступил «самый пожилой из присутствующих, высокий, чуть сутулый, с бородкой и баками», — для нас сейчас жизненно важно выработать систему этически значимых понятий. В противном случае наше дальнейшее существование на Континенте теряет всякий смысл.

— И будем по понятиям жить? — хмуро осведомился смуглый мужчина, «вроде бы не старый, но с явной сединой в волосах».