Фантастика 2006. Выпуск 2

А теперь — о деле. Степан Корнев участвовал в испытаниях космической техники нового поколения — так называемой эргатической автономной системы (ЭРГАС). Такая система включает в себя пилота и космический корабль, которым управляет компьютер. Может показаться, что в подобном сочетании нет ничего особенного. Поэтому, чтобы читатель почувствовал всю необычность эксперимента, попробую описать, как это выглядит. Представьте: в глубине корпуса корабля, в тесном полутемном отсеке, среди каких-то диковинных механизмов, приборов, кабелей и проводов, в самом средоточии невидимых силовых полей закручен большой толстый змеевик — электромагнитный индуктор, витки которого окружают полупрозрачный яйцевидный пузырь, наполненный густой, слабо мерцающей ферромагнитной жидкостью. В эту жидкость с головой погружен человек — странный живой головастик, похожий на огромного уродливого эмбриона. Тело его покрыто кроваво-красной изолирующей пленкой, а голова заключена в непропорционально крупный шишковатый шлем без единого отверстия. Пучки проводов, розовых и синих гофрированных трубок соединяют шлем со стенкой пузыря, и это еще более усиливает сходство человека с зародышем какого-то неведомого существа, созревающего в полужидком яйце, лишенном скорлупы.

Если присмотреться, в полумраке можно рассмотреть, что в «яйцо» (это квазибиотический стереотактор) погружены длинные тонкие иглы — инжекторы магнитного поля, создаваемого катушкой-змеевиком. Под воздействием направленных полей, возникающих вокруг игл, феррожидкость — это коллоидный раствор, суспензия железа или кобальта в толуоле — меняет свою плотность. Вокруг одних полюсов она течет, растягивая оболочку, возле других загустевает, как желе, вблизи третьих отвердевает, как напряженный мускул. Изменения конфигурации, плотности, температуры этой универсальной искусственной среды и скорости ее перехода из одного фазового состояния в другое позволяют компьютеру, управляющему кораблем, вызывать у человека любые телесно-тактильные ощущения — от свободного парения в холодной пустоте до тяжелого плавания в волнах прибоя и полной неподвижности под грудой раскаленных камней. В подобной форме пилоту передаются все основные реакции корабля при взаимодействии его с пространством; все, что раньше изображалось цифрами и колебаниями стрелок на приборной доске, преобразуется в человеческие чувства. Даже решения компьютера, выполняющего навигационные и технические расчеты, возникают в мозгу пилота как его собственные решения, озарения и догадки, как волевые импульсы его собственной души.

Понятно, что при таком тесном слиянии с кораблем пилот уже не ощущает себя отдельной частью; в его сознании происходит отождествление своего тела с телом корабля, он видит и чувствует то же, что и корабль. Яхтсменам, планеристам, любителям виндсерфинга, дельтаплана и другим спортсменам, преодолевающим водную или воздушную среду с помощью устройства, управляемого только мускульной силой рук, ног, наклонами корпуса, знакомо подобное ощущение, когда кажется, что судно или летательный аппарат становится как бы продолжением тела, послушно откликающимся на малейшие движения, а его упрямая дрожь, броски в сторону, виражи и петли воспринимаются как выражение нрава некоего живого существа.

Насколько я могу судить, такое же чувство возникало и у Стета. Когда он, слившись с кораблем, стартовал с околоземной орбиты, ему казалось, что он ныряет в плотную прозрачную среду, нечто вроде горячего жидкого стекла, и плывет в ней, стремясь скорее достичь разреженного, менее густого пространства. Тягучей обволакивающей средой было земное притяжение — так он воспринимал его вместе с кораблем, и чем дальше он уходил от Земли, тем слабее становились эти путы, тем явственнее нарастало ощущение легкости, плавание переходило в парение, полет, и в головокружительной бездне, пронизанной горячим солнечным ветром, перед Стетом разворачивалась и величественно колыхалась безмолвная цветовая симфония электромагнитного спектра, похожая на северное сияние, заполняющее всю видимую вселенную. В этом сиянии обычный оптический диапазон был лишь узкой тусклой щелью, не идущей ни в какое сравнение с тем, что открывалось благодаря чутким приборам корабля. Стету, конечно, и раньше приходилось видеть мир в инфракрасных или ультрафиолетовых лучах, но это была жалкая обесцвеченная схема; а тут, когда корабельные антенны становились его глазами, он видел все так, «как оно было на самом деле». Космос из черно-белого становился цветным: на фоне знакомых созвездий слабым мерцающим заревом струилось реликтовое излучение галактики, поверх него медленно набегали багровые тона теплового излучения солнца и планет, синим пламенем бушевали всплески радиоволн и яркими фиолетовыми молниями вспыхивали потоки рентгеновских квантов.