"Фантастика 2023-110". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)

— Вы и правда ждете осложнений у капрала?

— Да… на второй-четвертый день. Или даже раньше.

— Я не рискнул бы сказать такое, — доверительно поделился со мной доктор. Тоже суеверен?

— Так это реалии, — расстроено улыбалась я, — чуда ждать неоткуда, да и глупо…

Через два дня ночью у капрала поднялась температура. Но в пределах — максимум 38. Нити шва врезались в кожу, там выявилось небольшое плотное образование — воспалительный инфильтрат. Горячее наощупь и болезненное.

— Побаливает, голубчик? Не бойтесь, я просто прощупаю живот. Даже не там, где резали, а с другой стороны. Расслабьтесь, — продавила я и резко отпустила брюшную стенку в левом подреберье. Пациент дернулся от так называемой рикошетной боли и взглянул на меня с укоризной. Я бодро улыбнулась:

— Ну, все правильно! Так и должно… А как болит — дергает?

— Как кровь в голове бухает… а хорошо же все было, голубонька, — тихо паниковал мужчина.

— Ну что вы? Я же предупреждала — в один из четырех дней будет небольшое ухудшение. Справимся…

— Это опасно? — заинтересованно уточнял Дешам, когда мы остались наедине.

— В наших условиях все опасно, — шептала я отстраненно, — симптом Блюмберга-Щеткина… может сохраняться несколько дней. Хорошо бы подключить антибиотики, Жак. И как там поживает наша плесень? — откровенно тосковала я, — пошли хоть посмотрим на нее, что ли… родимую? А пока будем надеяться, что рассосется — как в том анекдоте… у большинства пациентов так и бывает. Будем облегчать, сбивать немного жар. Поборемся…

Капрал справился — пошел, в конце концов, на поправку, а я совсем света божия не взвидела!

Дешам почему-то больше не настаивал на откровенном разговоре, будто поняв, что придется как-то… сложно на него реагировать. И он отложил расспросы, продолжая тянуть из меня знания — буквально…

Я рисовала медицинские инструменты, которых отчаянно не хватало во время операции: иглодержатели, корнцанги, крючки дополнительно — острые, реечные расширители… Подробно расписывала их применение. Делала зарисовки и чертила схемы самых простых полостных операций, радуясь, что брала уроки рисования в той еще жизни. И пригодилось — по крайней мере, я умела соблюдать масштаб и пропорции. Пояснения писала, подбирая понятные слова, но уже навязывая специальные термины.

И даже не пыталась больше поддерживать легенду о сибирской школе.

А дальше — больше… потому что Дешам захотел больше. И нам приволокли поросенка. Дохлого, к счастью. И уже на нем мы продолжили, побрив брюхо и полосуя брюшину. Нормальная практика — сейчас даже в университетах практически нет свежего человеческого биологического материала, и студенты практикуются на животных.

Мы накладывали внутренние и наружные швы, вязали узлы… Потом вместе подбирали доступные компоненты для антисептического раствора. Выбор был так себе — слабые природные антисептики: иманин, что получают из зверобоя и настойка календулы. Даже марганца еще в употреблении не было.

Выматывались к вечеру вусмерть — оба. Поросенка потом куда-то унесли — варить, наверное. Не пропадать же добру? Мне было все равно.

Уходила спать, даже не посидев у костра, где продолжали регулярно появляться Гаррель и Ожаро. Проведывала больного, и падала спать. А была же мысль — рассказать в нашем маленьком обществе парочку медицинских анекдотов, подпадающих под здешние реалии. Внести немного юмора, а значит и раскованности в общение. И — фиг вам… жить, казалось, не было сил. Но я понимала Дешама — у нас был всего месяц, и он быстро уходил.

Сквозь подступающий сон я еще слышала, как Ланс напевает «ланфрен-ланфра…» и добавляет что-то от себя, подобрав похоже слова в смысл сделанному мной переводу.

О двух полковниках я уже почти и думать забыла, уставая, как ездовая собака и дисциплинированно, вовремя передав через доктора составленную вместе с ним заявку. В неё входила и пара мужских подштанников. Я собиралась обрезать их до колена, остальное уйдет на подмышники. Вспомнилось, что Анжелика в фильме таки носила панталоны и было это даже в более ранние времена. И какого такого… их не было в моём гардеробе — я не понимала. Покойный дю Белли экономил и на этом?

* * *

Маркиз Роган с графом де ла Марльером не спеша удалялись от лазарета. Молчали…

— Как вы мне объясните все это, Алекс? — наконец ровно поинтересовался Роган, — что это сейчас было?

— Я мало понимаю во врачевании. Можно сказать — совсем не разбираюсь. Операция?

— Вы прекрасно меня поняли, — настаивал Роган.

— Женщина-врач. После сложной операции — потеря чувств. Тонкая натура… нервическая и чувствительная аристократка? — осторожно предположил ла Марльер, — не такой и редкий это случай — ограничений по приему женщин в медицинские школы и даже Королевскую Академию нет. И кажется, у какого-то из Бурбонов даже имелся свой личный хирург — дама.

— Не стоит, мой друг, — ощетинился маркиз, — я не люблю чувствовать себя дураком, а сейчас это вдруг случилось! Что касается тонкой натуры — тут я бы поспорил… едва увернулся от её ножа.