— Ну-ну, проверь как следует, может обнаружишь кинжал за пазухой! Моя Большая Реформа — вот ответ. Это ваш конец. Это финал мироустройства, каким вы его привыкли видеть. Овергор станет недосягаем. Он превратится в столицу мира, а остальные страны станут провинциями. Вот за что вы платили! Вот ради чего все поставили на кон. Интересно, а откуда вы узнали о моем проекте? Ха! Я догадался! Положительно, мне нужно было оскопить этого мерзавца! Граф Валлей, наш бывший визир, продал вам секрет! Его в чем-то можно было понять, пройдоха отчаянно нуждался в деньгах, потому что его шантажировал мой собственный слуга. О, не хмурьте брови, Бишоп. Наши внутренние дрязги — не вашего ума дело. Большая реформа может быть реализована лишь с моим участием. Чтобы под наши знамена стеклись лучшие поединщики, я должен держать флагшток. Вывести меня из игры любым способом — вот ваша цель. И вы хорошо все продумали. Выигрывает мой брат — я мертв, и моя реформа мертва. Выигрываю я или один из моих ребят, то становлюсь либо братоубийцей, либо соучастником. На меня обрушивается народное презрение. Но еще сильнее по мне ударит собственная совесть. Моя мать, вероятно, от горя наложит на себя руки. Я ухожу в отставку с клеймом братоубийцы. Конечно, мне становится не до реформы в любом случае. И вы победили. Ваш замысел удался. Я ничего не перепутал? Таков был план?
С лица Бишопа теперь слетела маска безразличия. Его губы кривились, глаза метали молнии.
— Ты — сам дьявол, Риордан! Тебе нужно умереть! –процедил он.
В ответ Риордан лишь беззаботно рассмеялся.
— Руки коротки! Желаешь со мной поединок? Прямо сейчас?
Бишоп медленно склонил голову.
— Нет. У меня нет шансов.
— Искренне надеюсь, что ты сейчас презираешь себя за трусость. Ваша затея рухнула. Все кончено. Проект Большой реформы одобрен королем и визиром, а я в силе и свободен от договора. Вы проиграли, Бишоп. Ты даже представить не можешь, с каким наслаждением я прикончу вас, мразей, — последние слова вырвались у Риордана против воли.
И он имел в виду не прямое действие, а свой проект. Но Бишоп все понял. Желваки на его тощих щеках готовы были порвать кожу.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? Торжество победителя? Желание унизить проигравшего противника? Тебе это несвойственно.
Риордан кивнул.
— Верно подметил. А теперь вслушивайся в каждое мое слово. Отрасти себе ослиные уши, чтобы ничего не пропустить, — он сделал паузу, уничтожая Бишопа взглядом. — Я снова выйду на Парапет. Против Стогнара. Или Айнора, если тебе так понятней. Но только против него. Ты запишешь его первым. Это наш сговор. Если ты согласен.
Глаза Бишопа едва не вылезли из орбит. От волнения он начал заикаться. Жертва сама лезла в уготованный ей и не сработавший доселе капкан.
— Ка-а-ак? Как такое…Неужели…Ты не обманешь?
— Нет.
— Я принимаю сговор. Соглашение заключено! Отказа быть не может! — почти прокричал Бишоп, но вдруг осекся. — Но… Почему?! Что тобой движет?
— Тебе этого никогда не понять. Впрочем, есть условие. Ты немедленно позовешь сюда моего брата. Я буду говорить с ним. А теперь убирайся. Моим глазам стыдно, что они тебя видят.
Нервы Риордана будоражили его кровь, но даже они успели успокоиться, дожидаясь Стогнара. Пока брат вышел к нему прошло добрых полчаса, и уже десять минут Риордана пробирала легкая дрожь от свежего вечернего ветра.
Стогнар не дошел до Риордана шагов пять. Он остановился поодаль. Высокий, смелый, непреклонный. Прямая посадка головы. Гордо раскинутые плечи. Герой. Воин. Победитель. Убийца.
— Здравствуй, Стогнар, — сказал Риордан.
— Айнор.
— Ладно. Тогда просто — здравствуй брат! Я очень рад тебя вновь увидеть.
— У Айнора нет братьев в Овергоре, — равнодушно проговорил Стогнар. — Мой единственный брат сейчас находится в нашем шатре. Он оплакивает воинов, которых вы сегодня убили.
— А наша мать? — вырвалось у Риордана.
— Моя родина — Крайона, — голос Стогнара звучал отстраненно и даже чуть неприязненно. — Там моя семья. Там мои родители. И не говори, что приемные. Я это знаю и помню. Но они любят меня, как родного и сами стали родными. Там моя жена и двое моих сыновей. Овергор для меня чужая земля. Меня ничто с ней не связывает. Я отрекся от прошлого.
— Единый Бог? Смирение? Черные рясы монахов? Хорошо работают ваши мозгоправы!
Голова Стогнара горделиво вздернулась.
— Не вижу смысла обсуждать наши идеалы с неверным. Твои оскорбления падут на твои плечи неотмолимыми грехами. Это все, что ты хотел мне сказать?
— Я не хочу сражаться против тебя, брат, — вырвалось у Риордана.
Перед ним, не взирая на все стоял образ маленького мальчика с игрушечным мечом в руках. Того, с кем они делили радости, горести, бедность. Разум отказывался принимать то, что сейчас перед ним совсем другой человек.
Стогнар позволил себе ироническую усмешку.