"Фантастика 2023-154". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)

Наверное, безумие заразно: Паола врезалась в схватку, как будто могла что-то сделать, будто руки ее не были пусты, а магия позволяла не только лечить, но и убивать. Заплясали перед глазами перекошенный в крике рот степняка, сжатые губы Фабиана, кровь, взблески стали… Ударило в бок острым, дернуло к земле, полоснула до самого сердца слепящая боль — и бой кончился.

…Темнота была рваной и алой. Ее разбивали крики, голоса, чьи-то руки, боль, тряска, дурнотная слабость и снова боль. Иногда в голове прояснялось, мелькало удивление: почему жива? Но тут же снова наплывало беспамятство, и вновь оставались лишь ощущения — тряска, боль, алые вспышки под веками, тяжелый стук в висках… пока беспамятство наконец не победило.

Первой вернулась боль. Паола дернулась, когда чьи-то жесткие пальцы ухватили не то за ребро, не то вовсе за кишки. Заорала бы, но сил хватило только пискнуть. Полыхнуло перед глазами алым, плеснуло огнем в боку. Паола услышала собственное дыхание, хриплое и рваное; память дернуло нехорошим, тревожным, но чем, понять не успела — чужой голос пробубнил в ухо что-то непонятное, и навалился сон.

Снилась метель. Выламывала крылья из плеч, обвивала ноги, тянула на землю, под чужую сталь, в круговерть оскаленных лиц и морд. Плевала в лицо кровавыми осколками. Забивала рот снежным кляпом, стискивала горло ледяной удавкой. Паола металась, силясь открыть глаза, грубые пальцы стискивали плечи, чужие голоса то слышались у самого уха, то пропадали за воем, плачем и смехом проклятой метели.

Там, за метелью, ждал Гидеон. «Я приду», — шептала Паола. «Не придешь», — спорил чужой голос. А Гидеон молчал. Всегда он молчал!

— Пей! — Ее трясли за плечи, приподнимали. Выдирали из метели и голосов. Паола глотнула горького, закашлялась — бок прошила тупая боль — и открыла глаза.

Мягкий сумрак, запах трав и терпкого дыма. Чашка под носом, красноватый глиняный бок сжимают тонкие пальцы.

— Еще пей.

Голос молодой, резкий, звонкий. Лица не разглядеть — метельный туман заволакивает глаза. Остается выпить и снова заснуть. На этот раз — без метели, голосов и Гидеона.

В следующий раз Паолу разбудили поздним утром — судя по широкой полосе солнечных лучей, косо пересекавшей ее постель. Снова сунули чашку под нос и велели пить. Теперь Паола смогла приподняться и проглотить горький отвар залпом. Вгляделась в сидящую возле нее дикарку. Подумала: нет, ночью была другая. Та казалась молодой, а эта дряхлая старуха. Глубокие морщины иссекли лицо, глаза запали, щеки ввалились, только и есть красоты, что острый нос клювом торчит. И руки темные, жилистые, обтянутые по-стариковски сухой кожей, словно лежалым пергаментом.

Старуха заглянула в опустевшую чашку, кивнула. Откинула укрывавшее девушку меховое одеяло. Паола приподнялась на локтях: взглянуть.

— Лежи, — старуха толкнула в грудь, — не смотри.

Жесткие пальцы мяли бок. Хватка у бабки не стариковская! Паола нашарила края постели, вцепилась до боли под ногтями. Отметила краем сознания: войлок, толстый и мягкий. В этот миг в боку полоснуло вовсе нестерпимо. Паола дернулась, чьи-то руки прижали ее плечи к войлоку — мертво, не двинуться.

— Тихо, — зашептал в ухо горячий голос, — терпи, не шевелись.

Снова, как ночью, показалось — кишки тянут наружу. В глазах потемнело, все кости словно разом размякли в кисель. Паола всхлипнула.

— Терпи, — шептали в ухо, — промыть надо.

Старухины пальцы вспыхнули вдруг огненными клещами, и Паола потеряла сознание.

Зато следующее пробуждение оказалось спокойным. Боль притихла, сменившись слабостью, но ведь слабость не мешает оглядеться вокруг. Взгляд Паолы скользнул по серому войлочному полу, узорам на стене — закорючки-человечки, непонятные завитки и черточки, а вон, кажется, солнце и луна… Паола попыталась привстать, рассмотреть поближе, но голова закружилась, прошиб пот, и девушка оставила попытки двигаться.

— Очнулась? — Перед лицом Паолы вновь очутилась все та же глиняная кружка. — Пей. Ты меня понимаешь? Говорить можешь?

Молодая, отметила Паола. Верно, та, что ночью была. Дикарка. В мужских штанах, на плечи накинута шкура белого волка — роскошная, надо признать, шкура. Грудь едва прикрыта, стыдобища. Волосы перехватывает кожаный ремешок… а волосы тоже роскошные, позавидовать можно… на шее сверкает алым неограненный камень, амулеты в волосах, на запястьях, позвякивают при каждом движении…

Допив, Паола кивнула. Прошептала:

— Понимаю.

Удивилась запоздало, подумав: дикари, а на обычном человеческом языке говорят. Только произносят немного иначе, ну так поставь рядом столичного мага и крестьянина с окраины Империи, то же самое будет.

— Ты лекарка?

Дикарка мотнула головой:

— Не, лекарка — бабка Тина. Она тебя лечила. Она говорит, ты сильная, другой бы помер от таких ран. А я шаманка. С духами говорю.

— С какими духами?

— С мертвыми. — Шаманка ответила так, будто это и ребенку должно быть ясно. Добавила, подумав: — Еще с землей могу.

Кажется, она бы еще что-то сказала, но тут появилась старуха. Бабка Тина, повторила про себя Паола. Буркнула:

— Девки-балаболки. Скажи ей, пусть спит.