– Давай так: я пойду, а ты выжди минут пять и иди следом. В конце улицы повернешь направо, третий дом с синей калиткой. Не ошибешься: на нем наличники резные, еще дед вырезал, – предложила она. – Я одна живу, никого не побеспокоишь. Калитку я запирать не стану.
– Идет.
«Ловушка-ловушка-ловушка», – билось в висках.
Она открыла дверь, спрыгнула на асфальт и, не оглядываясь, пошла по тропинке, убегающей от автобусной остановки. Затем – по широкой грунтовке меж заборов.
Ворон не собирался ждать. Стоило ей повернуть за угол, скрывшись из виду, он дотронулся до дверной ручки и…
Он снова вздрогнул. Сердце прыгало в горле, а на периферии зрения мелькали искры.
Что это было? Чужое перехваченное ощущение?..
Ворон с легкостью определил, чье именно!
Циферблат, встроенный в торпеду, действительно показывал половину четвертого. Куда-то исчезли около двух часов, которые он точно не мог потратить на дорогу. Да даже на поцелуи вряд ли сумел бы, хотя как раз в последнем Ворон уверен не был.
– Мистика какая-то, – прошептал он и провел рукой по векам, тряхнул головой, приводя в порядок мысли, схватил телефон.
Денис на звонки не отвечал, и это ровным счетом ничего не значило, но беспокоило.
– Держись, малыш, – сказал Ворон длинным гудкам. – Я еду.
«Хонда» бесшумно тронулась с места и понеслась домой.
Глава 12
Камень и стекло, запах перегноя. Здания вырастали из серого монолита, покрывшего землю. Они давили на плечи, устремлялись ввысь – к далекому бело-серому равнодушному небу. Когда-то здесь яблоку негде было упасть. Даже в самый глухой час кто-нибудь да попадался на пути. Теперь – никого. Если не прислушиваться и не видеть.
Он лишь недавно обрел слух и зрение. До этого мало чем отличался от домов, поменявших одних хозяев на других и даже не обративших на это внимания. Им без разницы, кому служить, и совершенно не важно, кто их создал, возвел столь высоко, что шея затекала смотреть снизу вверх. А может, они попросту не помнили?..
Он и сам не помнил: ни себя, ни тех, кто наверняка был рядом. На месте прошлого серым маревом висела пустота. Она не ранила, но рождала в груди легкую грусть – чувство потери. Впрочем, жалеть ему не о чем.
Еще вчера он был мелкой тварью под ногами. Теперь стал Хозяином: не таким, как остальные, но лиха беда начало. В конце концов, он ведь способный. Ему всегда и все говорили об этом. Все?.. Те, кого больше нет и не будет.
Он зажмурился до разноцветных кругов перед глазами, потом медленно приоткрыл веки. Малейшее колебание жизни отдалось внутри гулкой барабанной дробью, дрожью прошло по коже, завибрировало на кончиках пальцев и в судорожно сжатых кулаках. Он мог видеть ложноножки у старой облупившейся скамейки, призрачные ветви, растущие из ближайшего ствола дерева, пустую оболочку, лишь притворяющуюся разумной, роющуюся в груде мусора за три квартала отсюда…
Ее, пожалуй, не лишне бы подманить. Он ведь Хозяин! Так пусть слушает безмолвный приказ и тащится сюда вместе с обнаруженным ею… чем бы оно ни было.
«Есть хочется», – всплыла в голове, словно чаинки со дна чашки, судорожная мысль. Кто бы ему еще напомнил, что оно такое – эти чаинки.
Другие Хозяева не нуждались ни в пище, ни в питье. Их кормил Свет, обитающий в них, или живые слуги, приходящие из ниоткуда – границы мира, как он называл ее, – и остающиеся навсегда. Он помнил, что граница – это стена, но воочию наблюдать ее пока не решался. Он ведь только-только рождался, и Свет еще не принял его. Вот станет Хозяином окончательно и пойдет хоть к самой границе, хоть в центр мира – на башню, горящую в ночи чем-то алым на самом верху.
«Надо ждать и искать пищу, – подумал он. – Надо выжить: не попасться примитивным и жадным, держаться дальше от разумных, не приближаться к домам выше скал…» Теперь проще – все проще. Ведь у него появился первый слуга.
Желудок скрутило от голода. На краткий миг окружающие предметы потеряли очертания, и к горлу подкатила дурнота. Пришлось снова прикрыть глаза и дать себе кратковременный отдых. Зато оболочка подчинилась и целеустремленно направилась в нужном ему направлении, таща что-то с собой.
«За ней следил минотавр – если не вмешаться, нападет, – понял он. – Впрочем, не страшно. Пусть огромное хищное существо пока слишком сложно устроено для подчинения, но заставить его отступить вполне по силам… если бы еще не тряслись руки и не подгибались ноги».
Нечто странное ворвалось в упорядоченное течение мыслей. Оно выглядело серебряной спиралью с синими звездами, устремленными ввысь. Воздух колыхался вокруг него иссиня-черной вуалью – красиво и притягательно. Притяжению почти невозможно было противиться: хотелось подойти ближе, прикоснуться или хотя бы погреться в отблесках сияния.