Фантастика чехословацких писателей

– Вы правы, – неохотно согласился он. – Шмидт – ведь вас это интересует? – сосредоточил свое внимание на Ирме Дари.

– А теперь скажите – это для нас особенно важно, – не замечали ли вы за Шмидтом какой-либо странности в последнее время? Не бросилось ли вам в глаза что-нибудь необычное в его поведении?

– Он выглядел задумчивым, рассеянным. Я иногда ловил его взгляд – он смотрел так, как с Земли смотрят на звезды. Казалось, он не слышит того, о чем говорят вокруг. Могло ли мне прийти в голову, что...

– Вы полагаете, его что-то беспокоило?

– Да. Мне казалось – чисто интуитивно, разумеется, –

что он решает какую-то головоломку, мучается над какойто проблемой.

– Ну, хорошо, мы еще не раз вернемся к этому.

– Всегда к вашим услугам. – Глац поднялся. – Вы, верно, устали; сотни тысяч километров в космосе – это не шутка, – добавил он, улыбнувшись, – хотя и не так противно, как какой-нибудь десяток километров по паршивой дороге. Отдохните – комнаты для вас готовы. Это не самые роскошные апартаменты, но уверяю вас, майор, здесь не хуже, чем в гостинице, вы сами в этом убедитесь. Есть все необходимое, даже ванна. Сейчас трудно себе представить, что каждую каплю воды мы привезли сюда с Земли! Но здесь, на Луне, вода, как вы, очевидно, знаете, совершает рациональный круговорот.

В комнате следователя Гольберг оседлал стул, положив на спинку скрещенные руки.

– Если бы мы не писали летопись наших дней, я бы сказал, что Шмидт ухаживал за Ирмой Дари, но получил от ворот поворот. Самолюбие покорителя женских сердец было задето, и он почел за благо покончить с собой.

– Да, и такое бывает. Увы, чувства человеческие не зависят от бега времени, – заметил Родин, стягивая скафандр, – к сожалению, это так.

– Что вы намерены делать?

– Теперь? – Майор весело взглянул на Гольберга. –

Пополощусь немного в той драгоценной жидкости, которую привезли с Земли, потом отдохну и займусь делом.

– То есть?

– Постараюсь уяснить, что в этом случае кажется мне странным. Меня интересует другое. Ну, хотя бы – почему столь умный преступник придерживался такого непродуманного сценария? Собственно, дело даже не в сценарии.

Но вот распределение ролей. . Разве не ясно, что роль самоубийцы Шмидту не подходит?

ЛИШНИЙ СЕРПАНТИН

Родин повернулся на другой бок. Первая ночь на Луне.

В ленивые мысли Родина вплелась еле слышная мелодия.

Он напряг слух. Что это? Кажется, Моцарт. Моцарт на

Луне! Мог ли когда-нибудь композитор допустить мысль, что его «Маленькая ночная серенада» прозвучит на Луне!

Интересно, кто бы это мог перед сном слушать Моцарта?

Майор мысленно перебрал всех членов экипажа – в том порядке, как его познакомили с ними за ужином.

«С врачом Реей Сантос вы уже знакомы» – молодая женщина едва заметно кивнула.

«Ирма Дари, сменщица Шмидта на узле связи» – в глазах под белокурой прядью мелькнула неуверенность.

«Океде Юрамото, селенолог» – изборожденное морщинами лицо было непроницаемо. Глаза, в которых как бы застыла синь океана, неподвижно, но приветливо смотрели на следователя.

«Астроном Феликс Ланге» – это уже были не спокойные и молчаливые глаза Юрамото, но взгляд, который свидетельствовал о сознании собственного достоинства.

«Кристиан Маккент, биолог» – что у него на лице?

Любопытство. И какая-то нерешительность, неуверенность в самом себе, но кто знает, не маска ли это.

«Мой заместитель, пилот Уго Нейман» – спокойная улыбка.

«Душа обсерватории, инженер Борис Мельхиад» –

энергичное рукопожатие.

«Вот и все. Все мы – из Радужного залива. Восемь человек – теперь». Восемь человек. И один из вас убийца.

Может, именно убийца включил «Маленькую ночную серенаду» и старается музыкой заглушить нечистую совесть, забыть о том спектакле, где он призван быть премьером, забыть маску, которую будет носить до смерти. Если не...

Музыка стихла. Майор посмотрел на часы. Итак, акустические отверстия перегородок перекрыли. Наступил час ночного отдыха. Для него это означает, что пора вставать. Родин не успел подняться, как кто-то повернул дверную ручку. Это пунктуальный Гольберг. В скафандре, со шлемом в руке – вылитый портрет конквистадора кисти старого мастера.

– В коридорах никого нет. Мы можем побродить по

Луне, и никому ничего не придет к голову.

– Этого мы пока не знаем. . Но я хотел вас спросить. .

Снаружи мы должны как-то переговариваться, не можем же мы объясняться на пальцах. А говорить можно лишь по радиотелефону. Значит, нас кто угодно может подслушать.

– Конструкторы предусмотрели эту возможность, хотя руководствовались не столь конспиративными побуждениями, а просто стремлением лишний раз не беспокоить людей. Можно вести передачу на произвольно выбранной волне...

– Итак, в 10:59 над Шмидтом выстрелили из ракетницы. – Майор еще раз тщательно проверил скафандр, – в

11:02 все стояли у входа в базу. Это как раз те критические три минуты, над которыми я ломаю голову. Мог ли преступник за три минуты добраться с холма, где совершено преступление, к базе? Это надо проверить.