– Верно, – доктор задумчиво забарабанил блокнотом по столу. Неожиданно он встрепенулся. – И все-таки –
алиби! Если бы о смерти Шмидта стало известно лишь после контрольного вызова в одиннадцать часов, убийце потребовалось бы алиби на все время между десятью и одиннадцатью.
– Да, в этом что-то есть, – помедлив, произнес Родин.
– В таком случае Мельхиада надо поставить на второе место в нашем списке подозрительных лиц.
– Будь по-вашему. Кто же тогда будет третьим?
– Разумеется, Ланге. – И доктор написал: «Ланге Феликс». – Вам интересно, почему именно Ланге?
– Не скрою, интересно.
– Мне кажется, это человек, который при определенных обстоятельствах вполне мог покончить жизнь самоубийством, а значит, и оказаться убийцей Шмидта. Но мотив преступления?.
– Что вас смущает?
– Не знаю, как обосновать – из-за чего он мог совершить преступление? Хотя. . Помните, Глац утверждал, что, когда дело касается науки, Ланге противоречить опасно. Допустим, у него со Шмидтом вспыхнул научный спор. Предположим – я, правда, в этом не очень-то разбираюсь, – что речь шла о какой-нибудь сверхновой звезде, имеющей большое научное значение. Допустим, что, прежде чем астроном обнаружил ее с помощью телескопа, радист засек какие-то сигналы своим блюдечком.
– Допустим. Перейдем к следующим.
– Осталось еще пять человек. Двое из них – Юрамото и
Нейман – могли пробежать от радиотелескопа до базы за три минуты. Мы не знаем, какие счеты у них могли быть с
Шмидтом, но сейчас не это важно. Итак, начнем с Юрамото, – доктор тщательно вывел на листке имя селенолога. –
Это он посоветовал нам не тратить время на серпантинную дорогу. И я вас спрашиваю, с какой целью? Чего он хотел этим достигнуть? Избежать подозрения и указать на то, что рано или поздно нам все равно стало бы известно?
– Пока оставим его и займемся Нейманом.
– Да, – доктор записал: «Уго Нейман». – Один из троих, кто прошел парашютную тренировку. А также один из троих, кто прибежал последним и мог успеть пробежать расстояние между радиотелескопом и входом в базу.
Единственный, кто отвечает сразу двум этим условиям.
Может, поменять их местами с Юрамото? Ну, ладно, пусть будет, как записано. Остаются трое. Пожалуй, я бы отдал предпочтение Рее Сантос. Ее можно подозревать по тем же причинам, что и Ирму Дари, но как бы отраженным в зеркале. Ревность, оскорбленное чувство, озлобление. Отвергнутые женщины могут быть жестокими... Теперь биолог, – Гольберг неразборчиво написал: «Маккент
Кр.». – И, наконец, – он нацарапал какую-то закорючку, –
командир экипажа Глац. Вот мы всех и собрали...
...Постучав в дверь механической мастерской, доктор пропустил следователя вперед. Человека, занимавшего в списке подозреваемых второе место, они нашли у светящегося телеэкрана со щитом управления, на котором было множество различных выключателей и кнопок.
Мельхиад вращал две рукоятки и сосредоточенно смотрел на экран. Металлические щупальца манипуляторов закрывали какое-то круглое отверстие.
– Так вот они, эти знаменитые манипуляторы! – сказал
Родин.
– Да, – Мельхиад отложил в сторону поляризационные очки, – я проверял атомный реактор.
– Величайшее изобретение! Что бы вы без них. . Кстати, мы наткнулись на них вчера вечером у входа в базу.
– У входа?. Позвольте, я освобожу стул. Ошибаетесь, очевидно, вы видели их на холме, на верхнем плато.
– Совершенно верно, это было наверху. Сначала я испугался, но потом они меня привели в восторг. По словам доктора, они могут вдеть нитку в игольное ушко. Но он явно преувеличивает.
– Нет, отчего же? – Инженер наконец освободил стул.
– Однако, я полагаю, цель вашего визита – не восхищение манипуляторами. Вы пришли из-за...
– Из-за Шмидта. Вы правы. Не могли бы вы нам рассказать что-нибудь, что пролило бы свет на его смерть.
Странную смерть.
– Вряд ли. У нас не было ничего общего, и мы не очень-то дружили.
– Знаю. Но ведь вы неделями жили вместе. Когда вы видели его в последний раз?
– В субботу утром. За завтраком. Больше я его не видел, так как возился с телесистемой.
– Глац говорил о какой-то поломке.
– Да, повреждение коаксиального кабеля.
– Долго вам пришлось с этим повозиться?
– До 10:45. Исправив повреждение, я доложил командиру, что все в порядке, потом снова вернулся сюда, и, когда готовил запасные элементы к солнечным батареям, прозвучал сигнал тревоги. Я все бросил, выскочил в коридор, чуть было не сбил Глаца, и мы вместе побежали к выходу. Надели скафандры – и в шлюзовую камеру. Это все.
О Шмидте я ничего не знаю.
Майор подошел к пульту дистанционного управления.
– Скажите, а почему Шмидт не воспользовался этими манипуляторами для ремонта радиотелескопа? И что, собственно, там было за повреждение?
– Какая-то мелочь. Что-то с входным кабелем. А что касается манипуляторов – то все очень просто: Шмидт не умел с ними обращаться.
– Не знаете ли вы, что могло угнетать его в последнее время? Он с вами не делился?
– Если бы я знал, то уже сказал бы вам. – Мельхиад тоскливо взглянул на полуразобранный детектор. – Кто знает, что его угнетало. Он не сказал об этом даже Ирме, я спрашивал ее.