Фантастика чехословацких писателей

– будто это чудовище напало на меня. Я чувствовал их прикосновение. Неужели я начинаю терять рассудок?

– Ну, к чему такие страшные слова? – загудел в наушниках голос доктора. – Мы же говорили с вами об оптических иллюзиях. Это как раз тот самый случай.

– Вы полагаете? – с надеждой спросил следователь.

– Не полагаю, а твердо знаю. Здесь? – Гольберг остановился.

– Вероятно. – Майор оглянулся. – Да, видимо, где-то здесь. Незначительное отклонение вряд ли будет иметь значение. Во всяком случае, попробуем.

Опустившись на колено, он приготовил сигнальный пистолет и на скальной поверхности отыскал опору.

– Убийце было не к спеху, он мог отыскать удобное место и спокойно прицелиться. . Когда пройдет минута –

скомандуйте.

Гольберг смотрел на часы.

– Внимание. . пли!

Из ракетницы полыхнуло слабое пламя, и через несколько секунд над радиотелескопом загорелась сапфировая звезда. Не красная ракета, означающая тревогу, а синяя – заранее оговоренный сигнал между двумя или несколькими партнерами.

– На нее никто не обратит внимания, – сказал Гольберг.

– Один человек, быть может, действительно не обратит... – в словах майора был какой-то скрытый смысл. –

Пошли!

Через несколько минут Гольберг открыл шлюзовую камеру сейсмической станции. Юрамото встретил их своей обычной приветливой улыбкой.

– С дорогим гостем в дом приходит счастье, – он слегка поклонился. – А мечи ваши я положу на алтарь предков.

Майор испытующе посмотрел на селенолога.

– Благодарим за приветствие, но у нас остались лишь эфесы. Позвольте взглянуть на сегодняшнюю сейсмограмму. Интересно, что зарегистрировали приборы несколько минут назад.

Юрамото нажал выключатель, и свет упал на паутину диаграмм. Следователь на них не взглянул, он внимательно смотрел на лицо Юрамото, но, кроме готовности выполнить просьбу, ему ничего не удалось прочитать на приветливом, морщинистом лице старого ученого. Родин перевел взгляд на сейсмограмму.

– Вы не помните точное время, доктор?

– 17:09, – тотчас ответил Гольберг.

Именно в этот момент прибор зарегистрировал незначительное, но явно различимое отклонение.

– Как по-вашему, что могло послужить причиной этого отклонения? – снова взглянув на Юрамото, спросил Родин. Селенолог задумчиво смотрел на зигзаги, вычерченные самописцем.

– Трудно сказать, – произнес он наконец. – Но не знать

– это значит не видеть. Держу пари, что это отклонение ничуть не отличается от того, которое поставило нас в тупик во время вашего вчерашнего визита. – Он достал из ящика субботнюю сейсмограмму. – Да, точно такое же отклонение, какое было зарегистрировано в день смерти

Шмидта, за несколько секунд до объявления тревоги.

Родин внимательно сравнил обе сейсмограммы – сначала на глаз, потом с помощью лупы. Да, сомнений не было: обе аномалии практически не отличались друг от друга. Он встал.

– Благодарю вас. Вы нам очень помогли.

– Приятный визит озарит и дождливый день, – церемонно поклонился Юрамото.

К базе возвращались медленно, погруженные в собственные мысли. Тишину нарушил Гольберг:

– Вам звонил Глац. В тот момент, когда вы выходили.

– Знаю, – ответил Родин.

– Что ему понадобилось?

– Он не звонил.

Доктор остановился.

– Но ведь...

– Это я звонил. Я спрашивал, не у вас ли я. Вы можете это объяснить с точки зрения психологии?

– Конечно. – Доктор пустился было в объяснения, но, сделав несколько шагов, остановился. – Понимаю, – задумчиво произнес он, – вы думаете, это возможно?

– Посмотрим.

После визита в оранжерею они вернулись на базу. Заглянули в медицинский кабинет, в мастерскую и на командный пункт. Словно одержимый какой-то манией, Родин всюду заводил разговоры о телефонных звонках. Наконец ему удалось получить долгожданный ответ.

– Как же, помню, – сказал Нейман. – Позвольте, когда это было? Кажется, в пятницу. . да, в пятницу днем мне позвонил Шмидт и спросил, нет ли у меня Мельхиада.

Мельхиада у меня не было, но я случайно встретил его через полчаса в коридоре. Однако выяснилось, что его никто не разыскивал. Вечером Мельхиад упрекнул меня за неуместную шутку, а когда я удивленно посмотрел на него, посоветовал мне обратиться к врачу и избавиться от галлюцинаций.

– Вы с ним согласились?

– Ну, конечно. Не ругаться же из-за какой-то глупости.

– Извините за назойливость, – сказал майор, – но вы когда-нибудь по-настоящему выходили из себя?

Нейман широко улыбнулся.

– Да, раза три случалось. И каждый раз – зря.

За ужином никто не обмолвился о Шмидте, никто не вспомнил о субботней трагедии, но в разговоре чувствовалось напряжение. Беседа была словно соткана из тончайшего покрывала, слишком прозрачного, чтобы оно могло скрыть подавленность, охватившую сидящих за столом.

Лишь за кофе биолог Маккент отважился ступить на тонкий лед.

– Завтра пятница, скоро мы свернем работу и отправимся домой, на Землю. А как же вы, майор?

– Мы тоже все закончим и тоже полетим домой. – Родин отодвинул пустую чашку. – Спокойной ночи.

ПРОСТОЙ ПЛАН

Маккент с упреком посмотрел на майора.

– Сегодня пятница. Вы обещали к завтраку рассказать нам кое-что. Не забывайте, майор, скоро рассвет.