Фантастика и Детективы, 2013 № 08

— Олег, — Павлович постучал пальцем себе по виску, — возможно даже, ты не всегда осознаешь, что делаешь. Ремнями на ночь пристегиваешься — себя самого боишься? Может быть — бесы вселяются? Голоса говорят с тобой в темноте?

— Я н-не тот, кого в-вы и-щите.

— А кого мы ищем?

— Я м-мог бы помочь. Но ех-хать туда, г-де всё п-произошло.

Смех.

— У тебя будет возможность — на следственном эксперименте. Проверка показаний на месте называется. Если докажут невменяемость — это не тюрьма, это просто больничка. Оформлять?

Я покачал головой. Никому никогда не рассказывал про серферов — скорее всего, я их просто выдумал, тварей, охочих до всплесков страданий в океане людских эмоций. Гурманов боли. Тогда придумал, не мог не придумать, а сейчас придумываю себе боль, чтобы их прокормить. Как, и кому можно рассказать об этом?

— Нет, всё н-не так. Меня в-ведь уже п-проверяли.

— Проверяли, — согласился опер, — и ничего не нашли. Когда к тебе издалека приезжают искать без вести пропавшего, ты говоришь — жив он еще или уже мертв. Иногда угадываешь, а иногда проверить твои слова не представляется возможным. А когда к тебе обращаются местные — ты, бывает, еще и определяешь местонахождение трупа. Ты, типа, что-то там чувствуешь, да?

Типа да.

— Э-то т-рудно объяснить. Б-боль — к-как волны. Ин-интерференция. Зат-тухание, ш-штиль, когда труп.

— Да-да-да. С-сказки в-венского л-леса, — передразнил меня штатский. — А знаешь, что говорит статистика?

Я покачал головой — нет.

— А все просто — количество потеряшек за то время, что ты поселился в нашем районе, увеличились втрое. Олежек, ты за последний год разыскал шесть жмуров. Еще троих мы нашли без тебя. Итого — девять! До тебя у нас в самые урожайные времена больше четверых не набиралось. Интересно? Конечно, часть из них списали на несчастные случаи, а все убийства совершены разными способами, и тот минимум найденных улик почти никак с тобой не связан, вот только и алиби у тебя тоже ни разу не было?

— Я ж-живу один…

Впрочем, одиночество по нынешним временам — порочащий признак. Нет, я не особо виню ментов — по психологическому портрету я в округе первый кандидат в чикатилы.

— Не знаю, как ты выкручивался до этого, но сейчас ты прокололся. Жертва — твоя соседка, найдена — в парке, где ты ежедневно совершаешь пробежки, и где назначаешь встречи клиентам…

Ох, у меня же сегодня встреча, порция чьей-то боли для серферов.

Накатывает волна, сдавливая грудь, лишая кислорода. Колотит крупной дрожью, тупо резонирует в суставах. Бледно-зеленые вспышки в слезящихся глазах, мир расплывается в потерянной фокусировке. Тошнит, но я сдерживаюсь, жалея заваленный бычками и пеплом пол. Давлюсь пеной, не в силах сделать вдох, сползаю со стула.

Меня подхватывают за локти и возвращают на место.

— Давай браслеты, — руки заводят назад, на запястьях защелкиваются наручники. — Я посмотрел в словаре, что значит «пси-хо-со-ма-тические» из твоего диагноза. Болей нет на самом деле? Ты, часом, не косишь?

Если бы только психосоматические. Вдобавок к ним — целый букет реальных невралгий. Там, в подвале, знали, как добраться до нервных окончаний.

А здесь, в кабинете, мне остается только тихо хрипеть, балансировать на границе сознания, и пытаться прижать колени к груди — в позе зародыша легче переносить боль. Придуманную и настоящую.

— Нет, кажись… очень правдоподобно колбасит, да, старлей? Ты же таблетки все-таки прихватил, я видел?

В поле зрения появляется коробка с блистерами. Немного не то, что нужно при подобных симптомах, но, за неимением лучшего, сойдет.

— Вот тебе пряник, — вещает опер откуда-то сверху, — а вот…

Рядом появляется сетевой кабель от компьютера — негнущийся, упругий шнур, массивные, обрезиненные вилка и разъем. Кнут. Пошло и незатейливо. Павлович бросает кабель мне за спину, участковый перехватывает им мою шею и тянет на себя.

Нормальный парень зарабатывает премию за раскрываемость — он уже не считает меня тихим психом? Теперь он борется со Злом?

— Не беспокойся насчет следов, — утешает опер, — вон, у тебя синяки от ремней. Может, мы тебя из петли достали? Давай, колись, герой, с учетом деятельного раскаяния, может, еще и дуркой отделаешься.

Воздуха остается еще меньше.

Это не страшно: задохнусь — откачают. Сколько раз я уже умирал таким образом? Черный туннель… неправда — нет там никакого туннеля. Вспышка боли — и облегчение, потом — удар дефибриллятора, и все начинается заново. Где-то в перерывах между вспышками я впервые увидел серферов — они ликовали.

Воздух заканчивается — еще около минуты я должен оставаться в сознании, с трещащими по швам легкими. Не худший вариант — здесь не знакомы с искусством акупунктурной пытки. Им не понять, как можно одним касанием изувечить нервные ткани, перевести их в состояние перманентной боли — каузалгии, ни на мгновение не позволяющей забыть о прошедшем. Это действительно мастерство. Потом, во время реабилитации, меня пытались лечить иглоукалыванием, но я потерял сознание от одного вида игл.

Что мне какая-то удавка… Грубо.