Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть вторая

Сейчас же, вместо того, чтобы после чашечки утреннего кофе-экспрессо усесться за пишущую машинку, он командует бандой дебилов. Вместо уютной тужурки и фулярового платка — грубая шерсть мундира feldgrau[104]. Чтобы не сойти с ума, он запирается в своем блиндаже (стены из досок, в щели все время просыпается земля…) с бутылками грузинского коньяка и пишет. Тогда никто к нему не имеет доступа, только через ординарца, который прекрасно понимает, насколько чужды герру майору военные обязанности и заботы. Майор ему доверяет, он же этого доверия никогда не обманет и не злоупотребит им. Он принимает решения именно такие, какие принял бы сам герр майор, если бы пожелал спуститься до их уровня. Он даже разработал систему подачи бумаг на подпись — ординарец крепит их к продолговатой дощечке, лесенкой, а место, где герр майор должен оставить подпись, отмечает красными чернилами. Командир понимает, насколько важны документы, так что иногда, раз в несколько дней жертвует собственным временем и приказывает принести ему бумаги. Он даже упростил свой автограф, разработав его военную версию, лишенную маньеристских завитушек и старомодного покроя букв — теперь за минуту он способен подписать пятнадцать документов.

Но ведь документы это еще не все. Когда-то капрал не умел правильным образом сообщать о проблемах. Он говорил: «Герр майор, нам не хватает боеприпасов, что с этим делать?» или «Сержант Мюнх прикладом ружья избил в кровь своего подчиненного, стрелка Киршта, не пожелаете ли отреагировать?».

Когда господин майор находился в творческом настрое, подобные вопросы грубо стаскивали его на землю. Ничего удивительно, что он частенько впадал в бешенство, один раз даже выстрелил в сторону ординарца из пистолета. Но до капрала дошло, где лежит яблоко раздора, и он начал представлять проблемы следующим образом: «Герр майор, у нас заканчиваются боеприпасы, будьте добры подписать заказ в службу снабжения — ага, вот здесь — и они прибудут в среду», «Сержант Мюнх избил стрелка Киршта прикладом, только так тому и надо, потому что Киршт лентяй и вор. Я позволил себе передать Мюнху, что герр майор больше не желает подобных случаев в роте, но на этот раз сержанта еще не накажут». Герр майор, не отрывая глаз от книжки, только кивал.

Именно потому, на всякий случай, Фриц с самого начала службы старался подлизаться к капралу. Просто так, ради спокойствия. Иногда он подкидывал ему чего-нибудь вкусненького из материнских посылок, приносил добытую бутылку вина, предложил помощь в чистке до блеска майорских сапог. А капрал любил силезца и неоднократно отвечал мелкими услугами и вежливостями, на которых основывается любая симпатия.

Фриц отмечал вещи и более тонкие, например, невидимую для неопытного глаза любовь капрала. Конкретно же, капрал Бёлль был влюблен в Адольфа Гитлера.

Он не вызывал впечатления ярого нациста, не принадлежал он и к тем спесивым мужикам, которые тяжелыми сапожищами топали по мостовой каждого германского городка. Капрал Бёлль в детстве был незаметным, вежливым и спокойным мальчиком, оставшимся сиротой после того, как его отца убили на Сомме. Родом он был из набожной, работящей семьи, воспитывала его мать, работавшая служанкой в богатых домах. Братьев или сестер у Бёлля не было, мать научила его, что всегда нужно растворяться в толпе, никогда не вступать в дискуссии, слушать указания и выполнять их как можно лучше.

Жилище их состояло из комнатки с кухней, а почетное место на стене занимала фотография отца в мундире, раскрашенная цветными карандашами. Малыш Бёлль забирался на кушетку, опирался ладонями в стену и всматривался в оправленного под стекло мужчину. Правая рука отца лежала на рукояти штыка, левую он прижимал к груди. Взгляд привлекала большая голова с пухлыми щеками, подкрашенными розовым цветом, с контрапунктом усиков, подчеркивающих курносый нос, закрученных наверх и намазанных бриллиантином. Голову его венчала круглая шапка с красно-бело-черной кокардой, но внимание мальчика концентрировалось на двух планках глаз, больших и темных, словно у девушки, так странно не соответствующих этой порядочной германско-мещанской физиономии. Окаймленные длинными ресницами, они вглядывались в какую-то точку, находящуюся вдалеке от объектива заряжаемого стеклянными фотопластинками аппарата, с помощью которого снимок выполнил Иоганн Дрейзе, о чем сообщала четкая надпечатка на паспарту.

Младший Бёлль, глядя на фотографию, время от времени отворачивался, уверенный, что старший Бёлль глядит на что-то, появляющееся на противоположной стенке, на нечто, достойное столь концентрированного внимания, и что злорадно исчезало, как только будущий капрал поворачивал голову, чтобы увидеть То, На Что Смотрит Папа.