Фантастика. Журнал "Парус" [компиляция]

— И дождь смывает все следы, Норм. Ушло древнее величие, и недавнее величие тоже. Когда-то я надеялся, что мне позволено выражать то, что я чувствую, и что в этом состоит мое призвание, моя миссия — говорить и не повторяться, как бы того ни хотелось безмозглой толпе, жаждущей слышать лишь то, что она хочет слышать. Я был счастлив, как мальчик, в Уэльсе или Балтиморе, где бы то ни было. Когда мне купили велосипед, или когда я помогал собирать урожай, или когда мне пришлось пристрелить моего свалившегося в каньон коня, или когда я бродил октябрьскими улицами, вдыхая воздух уходящего года, или когда я сидел в кузове грузовика, мчащегося По берегу Миссисипи. Все ушло, все унесено ветром, все в прошлом. Все мертво, как скоро и я сам буду.

— Успокойся, — сказал Гилрой. — Садись на любую постель. Скоро мы наденем новую одежду и пойдем в книжный магазин.

— «Сегодня утром я почувствовал, что черный фургон едет за мной», — запел Мускадин.

Гилрой слышал его пение, пока ожидал лифт.

Радиостудия Башня Без Верхушки находилась на восьмом этаже здания на Норт Бич. В ней уже находились семеро обедавших в большой гостиной и пять обнаженных официанток. Тощий, потрепанный жизнью человек по имени Каллен Фриммер руководил из стеклянной кабинки вечерним шоу, в котором слушатели могли по телефону задавать вопросы.

Гилрой и Мускадин сидели рядом с Фриммером и ожидали. Реклама таблеток от головной боли кончилась, и Фриммер сказал в микрофон: «Мы тут перед этой вставкой малость потолковали с Нилом Мускадином, автором «Узри сей мелкий прах!» и прочей чухни. Я сказал мистеру Муска-дину, что нахожу его писанину полной бредятиной. Желающие поговорить с Мускадином могут позвонить нам».

Мускадин пил коктейль. Доктор Прэгнелл сконструировал его так, чтобы андроид мог имитировать прием пищи и напитков и, когда нужно, изображать сытого и пьяного.

Управляющий студией, пухлый человек в смокинге, подскочил к будке и передал Гилрою записку. В ней было написано: «Скажите ему на ухо, чтобы он не употреблял слово «чухня». Пусть помнит о федеральной цензуре».

Мускадин прочел записку, пока ее читал Гилрой, и сказал: «Помни о федеральной цензуре».

Фриммер пил сладкий вермут. «Чухня эта цензура!»

Слева от него зазвонил телефон, и он поднял трубку.

«Это одинокая пожилая леди, живущая в Президио Хейте».

— И что?

«Этот Мускадин. Благослови его Бог, я узнала его голос. Спросите его, не был ли он подброшен в младенчестве? Не нашли ли его на ступеньках церкви в Янгстауне, штат Огайо, много-много лет назад?»

— Что за чухня? — спросил Фриммер.

Управляющий студией схватил Фриммера за плечо.

— Я, кажется, запретил произносить слово «чухня» по радио из моей Гостиной Со Свечами и Старым Вином, ты, старый ублюдок и сквернослов!

Мускадин взял трубку.

— Правда ваша, я и есть этот подброшенный младенец, мэм. Я — твой возлюбленный сын, мамочка.

«Это ты, Скиппи, — сказала женщина. — После сорока лет ожидания…»

Фриммер схватил со стола свечу и попытался поджечь смокинг управляющего. Управляющий ударил его в ухо. «Я сожалею, что втянул в это мистера Мускадина», — сказал он Гилрою.

— Я пришлю тебе что-нибудь, мамуля, — говорил Мускадин в трубку. Он отвинтил кисть левой руки, пользуясь вместо отвертки столовым ножом. — И что-нибудь сверх того.

Стол мешал Гилрою остановить Мускадина. «Легче, — сказал он. — Поговори с ней о книгах».

Мускадин отвинтил ступню правой ноги и положил ее на стол.

— Где ты сейчас, матушка?

«На Клэй-стрит, около детской площадки. Ты придешь ко мне домой, Скиппи?»

Нет, я направлюсь в лучший дом, чем те, о коих грезил этот мир. Я сыт по горло этим миром, а он уж сыт по горло мною. — Мускадин вскочил. — И медленно качусь я вниз. Прощайте все, гуд бай!

И он, ковыляя и заваливаясь на правую сторону, выбежал из помещения.

Гилрой бросил трубку на рычаг и помчался за ним.

На улице погоня продолжалась на такси, средь окутанных туманом холмов и на мосту Золотые Ворота. Такси Мускадина наконец остановилось за городком Саусалито, вблизи поросшего темным лесом побережья Залиса. Он выскочил из такси и бросился в гущу деревьев.

Гилрой заплатил своему таксисту и отпустил его. Не было смысла иметь лишних свидетелей муска-диновых фортелей. Другая машина тоже направилась в сторону города, а Гилрой двинулся к подножию холма, продираясь сквозь густые заросли.

Мускадин был разбросан по пляжу. Руки, ноги, левая ступня, более мелкие части — все порознь. Все валялось на сером, влажном песке.

Кучерявая голова Мускадина лежала у самой воды. «Берега забвения», — сказала голова.

— Идиот. И как это тебе удалось разобрать себя так быстро?

— Мои силы иссякли. Я — позор своей семьи. Я не оправдал надежд моей матушки, бедной леди из Президио Хейте. Все кончено. — Голова подпрыгнула и плюхнулась в темную воду.

Когда Гилрой дотянулся до нее, она тонула, испуская пузыри и невнятные звуки.

Гилрой опустил две большие картонные коробки, найденные им за супермаркетом в Саусалито, рядом с котом доктора Прэгнелла.

— Я решил не возвращаться на радио за кистью и ступней. Остальное здесь.

Доктор сказал: