Фантазёр - покоритель горных вершин

Оставив Джимшера и Ломгулу в овраге, я вернулся к столовой, где на задворках спал Илико.

Из столовой доносились звуки песен.

Потом стемнело.

Я подобрался поближе к Илико и притаился между бочками.

Дул прохладный ветерок. Небо было усеяно звёздами. Я легко отыскал на небе Большую и Малую Медведицы и принялся искать Полярную звезду…

Что может быть лучше, чем лежать и любоваться звёздным небом!..

Дверь столовой открылась, и кто-то спустился по невысокой лестнице. Видно, это был буфетчик, потому что на нём был белый халат и сам он толстенький, круглый. Он направился в нашу сторону. Сперва я думал, что он идёт за вином, и испугался, как бы он не наступил на меня впотьмах — раздавит, как каток асфальтовый. Но, не доходя до винных бочек, он остановился над моим отчимом.

— Илико! — позвал он. — Вставай, бедняга! Сколько можно спать!

Илико шевельнулся, вздохнул, засопел. Буфетчик не отставал от него, встряхнул хорошенько и, приподняв за плечи, посадил. Илико бессмысленно уставился на него.

— Что же это ты, а, парень? — спросил он.

Я усмехнулся, услышав, что Илико называют парнем.

Илико молчал.

— Чего ты убиваешься, скажи на милость? Не из- за чего!

— Оставь меня! — огрызнулся Илико.

Я уверен, что родинка над его бровью в эту минуту спряталась в складках на лбу.

— Ну как, не повидал?

— Оставь, говорю.

— Ночь уже, останешься, что ли?

— А куда мне идти? Куда?! — повысил голос Илико.

— Да успокойся ты, нельзя быть таким бешеным.

— Ты во всём виноват, Парнаоз. Ты.

— Ну вот ещё!.. Теперь я виноват. А что я тебе сделал плохого? Сперва работу подыскал. Потом и дом хороший, женщину порядочную, вдовую: может, думаю, возьмёшься за ум, не станешь от жизни отворачиваться. По-моему, ничего плохого я тебе не сделал.

— А ребёнок? Ребёнок?!

— Ребёнок… — растерянно повторил Парнаоз.

Я вздрогнул. О каком ребёнке идёт речь? Неужели обо мне?

— Что притих? Отвечай! Почему сказал, будто я бездетный?

— Я знал, что, если б я тогда сказал о ребёнке, тёща твоя…

— Ох уж эти тёщи! — Илико сплюнул.

— Я думал, что потом, когда поживёте, сойдётесь поближе, ты сам как-нибудь…

— А я что мог сделать? Почему ты сразу же не сказал? Знал ведь мой дурной характер… Уходи, оставь меня в покое! — зашумел Илико, колотя себя кулаком в грудь. — Уйди, Парнаоз!..

Потом он вскочил, нашёл проход между бочками и побрёл куда-то.

— Что мне с ним делать? — проговорил буфетчик. — Видит бог, я ему добра желал, а вон как всё обернулось… — Он взглянул на небо, потом посмотрел вслед уходящему Илико и медленно направился к столовой.

Илико, пошатываясь, брёл к дороге.

Я бросился к Джимшеру, сказал ему, чтобы он ждал меня и никуда не уходил, и побежал туда, где оставил Илико.

При свете фар проезжающего автомобиля я увидел, что дорога пуста.

Я пересек шоссе. Прислушался.

Поблизости в темноте лежал человек и тяжко вздыхал.

Я тоже лёг на землю и затаил дыхание.

Вот он встал, пошарил по карманам. Я услышал звук спичек. «Но ведь Илико не курит», — удивился я.

Он закашлялся, отбросил папиросу, встал и нетвёрдой рысью побежал в темноту.

Я за ним. Мы бежали в темноте довольно долго.

Вот он остановился, перевёл дух.

Я опустился на корточки и прижался к стволу дерева с отпиленными ветвями.

Он вздыхал, стонал и ругался

Столько неожиданностей окончательно сбили меня с толку. Я ничего не понимал и мог только смотреть и слушать. «Ничего, потом обдумаю и разберусь», — думал я.

Вот он пошёл дальше.

Я за ним.

Под ногами у меня хрустнула ветка. Я обмер.

Илико обернулся. Постоял и побрёл дальше.

Только я сделал несколько шагов за ним, как угодил ногой в какую-то яму и упал, но при этом не издал ни звука. Я лежал не шелохнувшись, смотрел и ждал: вот сейчас он встанет надо мной…

Никого.

В живот меня колючка колет.

Полежал я, полежал, а потом махнул на всё рукой, вскочил — и опять за Илико.

Одолел пригорок. Тишина. Ни звука. Побродил я, походил, потом подошёл к невысокой каменной ограде, заглянул за неё: среди огромных деревьев вроде стены дома белеют. Но… чу!.. Что это?

Кто-то плачет. Да, да, плачет.

Я приник к камням. Слушаю.

Неподалёку от меня кто-то всхлипывает, еле переводит дух. И так меня это поразило, что я на какое- то мгновение всё позабыл: и Илико, и Джимшера, и Ломгулу — и подумал: сколько чего происходит на свете! Вот мы вершину хотим покорить, в столовой кто-то поёт, Илико куда-то бредёт среди ночи, а здесь кто-то плачет.

— Саломе! — слышу вдруг я. — Я пришёл, Саломе…

Я обратился в слух, но ответа от Саломе не было.

— Саломе, погубительница моя! — Голос очень знакомый. — Ответь, Саломе! Что ты мне ответишь? — Это был Илико.

Когда вслед за словами послышались рыдания, я испугался.

«Неужели это Илико плачет?» Глаза у меня вылезли на лоб.

— Саломе!.. — плакал он.

У меня кожа покрылась пупырышками, как от холода.

Илико плачет? Почему, о чём?..

— Саломе!.. — твердил и повторял он сквозь слёзы, а Саломе не отзывается. — Саломе, наш мальчик… — Голос у него сорвался, я не расслышал толком, что он сказал. — Наш Гела…

«Что ещё за Гела? Сперва Саломе, теперь Гела. Во сне я, что ли?»