Я перелез через ограду, сполз вниз. Мне было страшно, я весь дрожал, но всё-таки я шёл, чтобы подойти поближе и увидеть, к кому так безответно взывал Илико.
Я перебрался через какой-то бугорок. Меня бросило в холод. Ещё бугорок — на этот раз меня бросило в жар.
Я вскочил и тут же споткнулся, упал на большой плоский камень. Меня так и подкинуло — не касаясь ногой ни земли, ни камней, ни ограды, я вылетел оттуда…
Оказывается, я был на кладбище.
ГЕЛА
Не помню, как я добежал до оврага, где оставались Джимшер и Ломгула. Но когда вдали замаячил огонёк в окнах придорожной столовой, я сразу успокоился и даже попытался отыскать на небе Большую Медведицу.
Я присоединился к своим. Джимшер спал, а Ломгула не залаял при виде меня, а только зевнул и положил морду на лапы.
Я лёг рядом с ними.
Мне не спалось. Мысли мешались в голове. Ни одну я не мог додумать до конца — наверное, от усталости.
Не помню, как и когда я уснул. Но помню, что во сне мне снился Илико. Он плакал и называл меня Гелой.
Светало, когда я проснулся и растолкал Джимшера.
— Вставай!
Он сразу проснулся.
— Тут неподалёку есть деревня, мы пойдём туда…
Всходило солнце, когда мы поднялись в деревню.
Но как быть дальше? С чего начать поиски?
На наше счастье, встретился нам парнишка: идёт, обруч от бочки подгоняет. Я подозвал его и спросил, не знает ли он Гелу.
— У которого волчок настоящий? — попробовал уточнить он.
— Во-во, — кивнул я. — Это мой волчок.
— Он тоже говорил, что не его. И никому не одалживал.
— Правильно делал. Я предупредил его, чтоб не терял.
— Не-е! — растянул парнишка. — Он его обменял на пистоны. А потом как начал палить — бах, бах, бах! — на всю деревню. Мать его сразу домой увела.
— Нет, — сказал тут я, услышав, что у этого Гелы была мать. — Я ищу другого Гелу.
— Другого? — задумался парнишка.
— Да. У которого нет матери и отца… отца тоже нет.
— У него и волчка нет.
— Откуда ты знаешь?
— Он сейчас на ферме. Ходит с такой большой палкой, коз пасёт.
— А ферма далеко отсюда?
— Вон там, за церковью.
Когда мы поравнялись с церковью, я узнал места, виденные ночью, и подивился своим ночным страхам: сейчас, при свете дня, рядом с моими друзьями мне совсем не было страшно.
Миновали мы церковь и кладбище, и впереди возникли такие красивые скалистые горы — одно загляденье! Я тут же подумал, что хорошо бы две из этих красивых вершин назвать нашими именами. Я стал высматривать самую красивую — так уж, видно, устроен человек. Если у меня будет своя собственная вершина и Лали захочет полюбоваться ею, должна же она ей понравиться.
Мы сбежали вниз с горы, миновали луга и направились к стадам, пасущимся вдали. Но коз поблизости нигде не было видно.
— Эгей! — слышу вдруг я.
— Кто там орёт? — спрашиваю Джимшера.
Он затенил рукой глаза.
— Эй, ложитесь! Ложитесь, не стойте!
Такая команда мне не по душе: я, понимаешь, именную вершину для себя подбираю, а тут — «ложись»!
Но тут вижу, несётся на нас пёс, да такой, что перед ним от страху не только ляжешь, а нору себе выроешь, как мышь.
Упали мы с Джимшером на траву, лежим не шелохнёмся.
Огромный, лохматый пёс чуть не налетел с разгона на нас. Тоже остановился.
Ломгула сперва упал на меня, а потом попытался под меня забраться.
А псина стоит над нами, ждёт хозяина.
Тут подходит к нам мальчишка. Ростом маленький, а походка как у взрослого. На плече у него большая палка. А на голове серая сванская шапка, того же цвета, что и его пёс.
— Эй, ты! Не можешь быстрее ходить? Или думаешь, что у нас собаки нету? Уложил, понимаешь, на мокрую землю… — Я приподнял голову. Наш караульный зарычал и показал четыре зуба. Говоря по правде, и четырёх было вполне достаточно для того, чтобы я опять покорно распластался на земле.
— Бурда, сюда!
И, представьте себе, этот громила, этот похожий на медведя пёс тут же отошёл от нас и прилёг неподалёку от хозяина.
— Здорово, ребята! — По голосу, так же как и по походке, и по одежде, было видно, что этот парнишка то ли подражает кому-то из взрослых, то ли хочет показаться старше своих лет.
— Здорово, здорово… — проворчал я, недовольно оглядывая свои грязные колени и локти.
— Настоящая горская овчарка, — пояснил нам парнишка, — такие только у пастухов в горах. Мне её дедушка Кимоте подарил.
— Чего ты натравил её на нас? Волки мы, что ли?
— Я вас вовсе не видел. У дедушки Кимоте ревматизм. Сандро… шапку мне Сандро подарил… Сандро мне и говорит: помог бы ты деду Кимоте.
— А Сандро кто такой?
— Наш бригадир. А я и без Кимоте вполне обхожусь. Вдвоём с Бурдой.
— Погоди, погоди, — говорю я. — И палка у тебя большая. Та-ак… Значит, ты колхозных коз пасёшь.
— Вон они! — Мальчик палкой указал на небольшое стадо коз, пасущихся на взгорке.
— Так, может быть, тебя Гелой зовут?
— Да, Гелой.
«Это он!» — подумал я и подмигнул Джимшеру.
— У нас в деревне многих Гелой зовут, — продолжал словоохотливый мальчик. — Один взрослый — дядя Гела — в прошлом году медведя убил. И я, когда вырасту… Вот у меня и гильза уже припрятана, — он сунул руку в глубокий карман штанов и извлёк заряженную гильзу, — мне председатель подарил.
— Не мог он тебе получше чего-нибудь подарить?