Фантазёр - покоритель горных вершин

Идём с Джимшером вброд через речку, боремся со стихией. Наконец подошли к противоположному берегу. Скала отвесная! Глянул я на неё и зажмурился. Попробуй вскарабкаться на такую!

Оставшийся на том берегу Гела кричит что-то, руками машет:

— Отсюда не подняться! Лучше обойдите! Разобьётесь!

Ломгула тоже заволновался, заметался по берегу, затявкал. И Бурда басом залаял.

Я махнул на Гелу рукой:

— Отстань! Раскричался, как моя бабка!

Только я собирался полезть наверх, как мои изношенные мокрые башмаки скользнули по камню. Я разулся и швырнул их на другой берег.

— Присмотрите, — говорю, — за этим!

Один башмак долетел до Гелы, а другой в воду угодил; Бурда его вытащил и хозяину отнёс.

Я пополз вверх по скале, опираясь на крошечные выступы и нашаривая руками щели. Джимшер помогал мне. Но повыше дело пошло ещё туже. Мне не хватало рук и ног, чтобы удержаться на отвесной стене. Справа над собой я заметил выступ — для начала надо было добраться до него.

Влез, навалился на него животом, подтянул коленки и наконец встал во весь рост. Я стоял всего метрах в пяти над рекой, но чувствовал себя победителем.

Хорошо, когда одолеешь трудности!

А за рекой с палкой в руках в окружении собак стоит Гела и молча смотрит на меня.

Я завидую вам, дорогие мои друзья. Вы стоите и смотрите на чудо. Хотел бы и я стоять рядом с вами и смотреть на себя!

Я опять повернулся к скале и посмотрел на нависающую надо мной стену.

Поблизости ни трещины, ни щели, ни уступа. Только высоко, метрах в пяти, надо мной какое-то дерево из скалы растёт с отсохшей верхушкой.

«Нужна верёвка!» — подумал я.

Я осторожно извлёк верёвку из рюкзака. Замахнуться тут нелегко, но надо попробовать. Если я закину её за тот ствол, подняться будет нетрудно.

Одной рукой я нашарил опору, другой замахнулся и метнул конец верёвки вверх.

В первый раз ничего не получилось — я чуть не свалился вниз от резкого движения.

Во второй раз мне повезло. Хотя до везения было ещё далеко. Верёвка повисла не на стволе, а на ветках дерева. Я попробовал — опора показалась мне достаточно надёжной. «Ничего, — решил я, — буду подниматься по скале, а за верёвку только держаться для страховки». Двинулся я в путь, перенёс руку повыше, повис на мгновение и… Треск-то я услышал, успел. А потом скала ринулась вниз, река вверх и всё перемешалось…

Ещё успел я увидеть плачущую мать, и бабушку со свечой в руке, и Лали, но тут я так грохнулся на берег, что всё исчезло…

ПУСТОЙ СПОР

Ну, вот и всё.

Бродил я, бродил то туда, то сюда, потом гонялся за своей горой-беглянкой, потом почти вскарабкался на отвесную скалу и вот теперь лежу на спине со свёрнутой шеей и считаю мух.

Боль немного прошла. Теперь болит приглушённо, но без этого же нельзя после падения. А шея неподвижна, и, если я пытаюсь пошевелить головой, каждый раз кажется, что мне её рубят тупым топором.

Джимшер лежит у окна. В нашей комнате четыре кровати и двое больных. Поскольку я лежу неподвижно, в распоряжении Джимшера все три остальные кровати, он живёт, как князь. Он пытался покорить вершину, позабыв о ссадине на ноге, но местные врачи, как только увидели его ссадину, возликовали: он должен лежать не меньше недели. А мне, по их мнению, и вовсе цены нет. Видно, здесь, в горной деревушке, врачи мечтают увидеть больного, как моя бабушка мечтает сейчас увидеть меня.

Джимшер лежит у окна и смотрит на горы.

А я думаю. Хорошо ещё, что боль не мешает мне думать.

Четыре мухи слетели с потолка. Одна ползёт по шнуру электропроводки, а другая села на лампочку.

Вот я и думаю: что же это случилось со мной? Неужели я вёл себя совсем-совсем глупо?

Кто знает? Вот тебе и задача — попробуй реши.

Учитель математики всегда говорил, что от Девдариани толку не будет. Учительница грузинского считала, что я способный, но ленюсь шевелить мозгами.

Учительница русского хвалила меня по-русски:

— Бездельник!

Если спросить мою бабушку, так мне цены нет, такого, как я, второго на целом свете не сыскать.

Лали… Вы, наверное, помните, какого мнения обо мне Лали.

Поди и разберись, у каждого своя голова на плечах.

А покорение вершины…

Эх, моя прекрасная вершина!..

Мухи слетели с потолка.

В комнату кто-то вошёл.

Я закрыл глаза.

По звуку шлёпанцев узнаю санитарку. Подойдёт, встанет надо мной и смотрит.

Я лежу с закрытыми глазами и всё-таки мне трудно удержаться от смеха. У неё нос такого размера, что если б в наших краях росли бы такие груши, к нам за саженцами было бы паломничество. А на этом увесистом носу сидит родинка величиной со сливу — другому человеку такого размера нос впору пришёлся бы. И это не всё — на носу растут волосы, которых безусому Филипе вполне на усы хватило бы.

Санитарка пошла назад к дверям и, судя по скрипу дверей, выглянула: ей пришлось изрядно открыть дверь, чтобы просунуть в неё свой нос. Нам с Джимшером вполне удалось бы в такую щель голову просунуть.

«Не смей входить! — сказала она кому-то. — И здесь тебе незачем оставаться. Мне и своих забот хватает».

Джимшер встал с кровати, сунул ноги в шлёпанцы и осторожно вышел из комнаты.