Фантазеры

Четыре часа одиночества. Доватор рад, что он разводящий, и все-таки завидует тем, кто на постах. Там отчетливее ощущается служба.

В караульном помещении душно. Ребята, не раздеваясь, спят на нарах. Доватор не спит, открывает крышку кастрюли. На ужин ребята с камбуза принесли вдоволь компота, видно, еще от воскресного дня остался.

Было два первых в жизни увольнения, если не считать того, после присяги. Намечен ритм жизни на ближайшие пять лет. Когда станем дипломниками, будет, наверное, вольнее… Непривычный ритм. В школе устал после уроков, встал на лыжи — и в горы. Поссорился с Галкой — пошел в физзал, вколол как следует на перекладине, и вроде полегче. А тут…

Как идут дела с учебой, пока неясно. Ясность придет на контрольных. Так вроде бы все в порядке, а как на самом деле?

В школе было проще. В классе пятнадцать человек, спрашивали часто. Да и предметы «свои», привычные. Если бы рядом Батя! Погоняли бы друг друга…

Конечно, можно и без Бати, с ребятами договориться. Только не очень получается. Правда, с Клемашем контакт установился. По утрам вместе после официальной зарядки гантелями машем, за столом рядом… Нет, в школе попросторнее.

Мечтал о море, а тут пока из всех морских дисциплин только занятия по навигации. Преподает кругленький каперанг. Странно представить себе такого на мостике боевого корабля. Но, видно, стоял там неплохо: на кителе широкая полоса орденских планок.

А Галка не пишет. Будут зимние каникулы, даже непонятно, куда ехать. Домой на Урал — дорога длинная. Разве если шикануть на самолете? А может, к Галке в Москву? Только нужно ли ей это? Навряд ли.

Хорошо ребята спят, но будить все равно нужно. Первым менять Клемаша, потом Бартанова. Вот парню сейчас невесело. Пора, надо подымать двоих.

— Пост сдан.

— Пост принят.

Карабин четким движением вскинут на плечо. Два этажа, четыре пролета кверху.

— Ребята, подождите немного, — просит на площадке Клемаш, — только пару затяжек и двинем.

— Хорошо, — соглашается Доватор. Он уже устал от строгих уставных разговоров, хочется простого общения. Трое курсантов опускают карабины. Площадка освещается тусклыми огоньками самокруток.

Доватор смотрит на часы:

— Хватит, ребята, Бартанов ждет.

Три пролета вверх быстрым шагом. Не слышно команды: «Разводящий, ко мне, остальные на месте». Никто не спрашивает пароль.

Нет Бартанова. Доватор растерянно обводит глазами площадку. Поднимает голову вверх. На чердак ведет узкая лестница. И там смутно чернеет чья-то фигура. Доватор, готовый ко всему, взбегает по лестнице. На ступеньках, зажав карабин между колен, сидит Бартанов. «Неужели спит?» Доватор кладет руку ему на плечо.

— Павел!

Плечо отвечает мелкой дрожью.

— Павел, — повторяет Доватор.

Бартанов вдруг разгибается, словно хочет лечь на ступеньки. Карабин, звякая штыком и затвором, скользит вниз.

— Клемаш, прими пост. Аистов, в санчасть, доложи дежурной сестре.

— Есть!

Лицо у Бартанова в слезах, рот съехал куда-то набок.

Носилки, шприц, порозовевшее лицо Павла.

— Истерика, — говорит сестра, слушая пульс.

И опять продолжается смена караула, и опять голоса: «Разводящий, ко мне, остальные на месте». И все время хочется пить. Только не компот, а воду прямо из-под крана.

Доватор еще раз обходит посты. Останавливается на верхней площадке.

— Все же он себя распустил, — тихо говорит Юрий.

— Пока сам не попробовал, не суди, — задумчиво произносит Клемаш.

— Конечно, не пробовал, но держаться все равно надо.

6

Утром в караулку вошел начальник факультета.

— Смирно!

— Вольно. Не рапортуйте, уже все знаю. — Начальник факультета присел на нары. — Трудно службу начинать. А держаться надо. Ну как вы?

— Держимся, — сказал Клемаш.

— Надо держаться, — сказал капитан первого ранга и устало поднялся с нар.

Бартанов лежал в санчасти. Говорили, что со здоровьем у него все в порядке.

Пошла полоса контрольных. В роте появились первые двойки и первые влюбленные, взявшие курс на ленинградских девчонок. Вечерами ребята рассматривали собственные физиономии в сплошном зеркале, вытянувшемся над умывальником, и рассуждали о женских капризах.

Разговорчивые влюбленные — это несерьезно, но Клемарантов однажды сказал Юрию задумчиво:

— Знаешь, во времена Возрождения в Италии особой популярностью пользовались женщины с мужским складом характера. Была такая Екатерина Сфорца, сначала супруга, а потом вдова Джулиано Риапио. Она отомстила его убийцам, она защищала его сына против Чезаре Борджиа, она разрушала планы самого Макиавелли. Когда ей угрожали, что убьют ее детей, она отвечала гордо: у меня будут другие, и я выращу из них мстителей. Она пала в борьбе, но сохранила удивление соотечественников и звание прима донна Италии. Понимаешь, первая женщина Италии! Здорово, а?

— Не знаю. Мне как-то больше нравятся женщины, ну, девушки женственные.

— Ты не понял, Юрка, это не противоречие, это женственность в соединении с мужеством. Что ты по этому поводу думаешь?

— У тебя появился необъяснимый интерес к истории Возрождения. С чего бы это?