И они пошли, взявшись за руки, по коридору. Просто быть с ним снова было для нее счастьем, но они все еще далеки от какого‑либо решения. Хартли отпустил ее и сел на край дивана. Неужели он думал, что она согласится поддерживать между ними дистанцию? Он здесь, он с ней. Она свернулась калачиком рядом с ним и положила голову ему на плечо. Он взял ее за руку. Тишина была не совсем мирной, но в ней чувствовалась благодарность, по крайней мере, с ее стороны.
– Когда я была ребенком, – заговорила Фиона, – мне было лет шесть или семь, я жила в детском доме. Это было прекрасное место. Чистое. Безопасное. Но была одна вещь, от которой я не могла там избавиться, – мое одиночество. Оно изводило меня. И тогда я нарисовала жизнь, о которой мечтала, в своем воображении.
Он поморщился.
– Мне больно думать о том, что тебе выпала такая доля.
– Пришло время, когда я должна была забыть свои фантазии и смириться с тем, что моя жизнь не будет такой, о которой я мечтала. Но это может быть и хорошо.
– Как ты туда попала? И как пережила разочарование?
Она выпрямилась и повернулась к нему, скрестив ноги.
– Ты будешь смеяться, но это было связано с мороженым.
– Мороженым?!
– Да. По какой‑то причине одна из молочных ферм в этом районе решила дарить мороженое детскому дому. Каждую пятницу в три часа пополудни к дому подъезжал грузовик. Из него выгружали упакованную в сухой лед большую коробку с апельсиновым мороженым.
– Я любил мороженое, – признался Хартли и по‑детски искренне улыбнулся.
– Я люблю до сих пор и, если вижу ребенка, который ест его на улице, будто возвращаюсь в теплые дни моего детства.
– Я не понимаю, как могло мороженое излечить тебя от твоих фантазий и примирить с реальностью?
– Все просто, – усмехнулась она. – Я попробовала лакомство и на какой‑то момент моя тоска ушла. Тогда я подумала, что на свете может быть много других приятных вещей, которые могут сделать меня счастливой.
– Довольно глубокая мысль для ребенка.
– Что я могу сказать? Я была ребенком, но с мудрой старой душой.
Он поцеловал ее в висок.
– Возможно, я слишком упрям, но я не хотел видеть тебя до тех пор, пока не разберусь с историей моей матери. И не мог позволить, чтобы ее судьба определяла мою жизнь.
– А теперь?
– Я обожаю тебя, Фиона Джеймс. И не буду жить в страхе, – твердо произнес он. – То, что случилось в прошлом, было трагедией, но это в прошлом. Мой ребенок, наш ребенок, сможет бороться с любыми проблемами. А может, его жизнь будет счастливой и беззаботной. В любом случае я буду любить тебя и этого ребенка всю оставшуюся жизнь.
– По‑настоящему? – Ее голос дрогнул.
Он поцеловал ее в нос:
– Конечно. Выходи за меня замуж, Фи. Мне все равно, какая будет свадьба, большая или маленькая, но я не хочу ждать.
– Я тоже. – Она взяла его руку, положила на свой слегка округлившийся живот и сказала: – Я уже приготовила для тебя свадебный подарок, это единственное, что я могла придумать для мужчины, у которого все есть.
– Беременность протекает хорошо? Как ты? Как ребенок?
– С нами все хорошо, даже очень хорошо. – Она обхватила его лицо ладонями. – Я хочу тебя, Хартли. Я так по тебе скучала. Прошла целая вечность с тех пор, как я… чувствовала тебя рядом, кожа к коже, сердце к сердцу.
Он рывком поднял ее на ноги, судя по выражению его глаз, идея ему понравилась.
– Я никогда не занимался сексом с беременной женщиной.
– Ну конечно, занимался, просто ты об этом не знал, – улыбнулась она.
Уже в постели он обнял ее и сказал:
– Не будем больше оглядываться назад, моя сладкая. Теперь я всегда буду рядом. Пока я живу, ты никогда не будешь одинока.
– Я люблю тебя, Хартли.
– Ну не так сильно, как я тебя.
Он стал целовать ее, и в этих поцелуях были благодарность за пережитые бури, нежность и страсть. Он вошел в нее осторожно, словно она стала хрупкой и могла разбиться. Она выгнулась ему навстречу.
– Я не сломаюсь, глупый, не бойся.
– Нет, конечно, – сказал он, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи. – Потому что, если ты вдруг упадешь, я буду рядом, чтобы поймать тебя.
– Ты мой, – прошептала она.
– Апельсиновое мороженое, дорогая, для нас обоих. Я нашел тебя и никуда не отпущу.
Фиона нервничала, когда они с Хартли поднимались по лестнице роскошного дома Мейзи и Джей Би. Половина Чарлстона была приглашена на крутую вечеринку Мейзи. Но сначала семья собиралась вручить Мейзи свои подарки.
За пуншем и печеньем со смехом и поддразниванием Мейзи развернула нарядную упаковку и увидела куколку ручной работы французского мастера – подарок Лизетты и Джонатана. Мейзи провела пальцем по ресницам куклы и улыбнулась сквозь слезы:
– Она мне нравится.
Все заулыбались. Затем Хартли вручил ей картину.
– Это от нас с Фионой. Открывай осторожно.
Мейзи ахнула, увидев свой и Джей Би портрет, – копию их свадебной фотографии. Фиона была счастлива, что угодила своей работой.
– Хартли заказал подарок, – пояснила она. – Это была его идея.
Мейзи взвизгнула и обняла их обоих.
– Это невероятно! – воскликнула она.