Фантазии (СИ)

Лиза уже знает, что парни собирают вещи, и что они должны вскоре все вместе покинуть этот, наверное, красивый город. Стоговой неизвестно, насколько он красив, потому что ее мозг будто отключается, когда она едет в автобусе с ребятами. То ли это от такой близости с Горшеневым — что мало вероятно, — то ли от слабых нервов.

Как бы глупо и нелогично это ни прозвучало, но Стогова четко чувствует эту связь, будто они с Мишей «скованные одной цепью», и это тревожит девушку, потому что так не бывает. Она не верит в это.

«Что будет, если ты погибнешь? — спрашивает девушка, мысленно обращаясь к Горшеневу. — Что тебе помешает? Никому не мешало, а тебе? Сам нарываешься…».

Лиза замирает, снова осознавая, что эти слова те самые, что с истеричными нотками вырвались из ее глотки после того сна.

Девушка тушит сигарету о край унитаза, бросает ее в воду и, обхватив голову руками, принимается раскачиваться взад-вперед, потому что происходящее кажется ей какой-то слегка сюрреалистичной фантазией. Слегка, потому что все очень даже реально, и этот грохот в дверь, раздающийся уже несколько минут, Стоговой вовсе не снится.

— Я не могла тебя знать, — выпрямившись, говорит Лиза, и по ту сторону двери все стихает, а потом раздается голос Горшенева:

— Что? Что ты сказала?

Лиза смотрит на дверную ручку, потом на щеколду. Она делает уверенный шаг вперед и отпирает дверь, широко ее распахивает и впивается колким взглядом в глаза Миши, не менее требовательно разглядывающего ее.

— Я сказала, что не могла тебя знать раньше. Мы недавно познакомились. Хотя я слушаю «Король и Шут» с юности. Я все равно не могла тебя знать тогда.

Противнее Стоговой больше всего от того, что Миша не выглядит изумленным. Он смотрит на нее осмысленно и даже многозначительно. Он как будто понимает, о чем идет речь. Это пугает девушку, но совсем немного, а внутри у нее заседает отчетливая уверенность в том, что все идет по строго намеченному плану. Вот только по какому? И чей это план?

Горшенев гладко выбрит, причесан и от него приятно пахнет — мужской лосьон после бритья. С изумлением Лиза замечает свое отражение в зеркале: пепельные волосы слегка вьются и свободно ниспадают на плечи, зеленые глаза немного подкрашены, четко очерченные губы тронуты матовой помадой кофейного оттенка.

Привычное темное платье, теплая укороченная синяя курточка — Лиза уже смотрит на себя сверху вниз — любимые черные ботинки. Все так, как и должно быть. Но страшно то, что Стогова не понимает, когда успела одеться.

Миша ловит ее растерянный взгляд и спрашивает, строго так, прямо по-отечески, будто заделался ее покровителем, и это раздражает Лизу:

— Болезнь возвращается?

— Что? — шепчет блондинка, но спохватывается. — Ерунда. Бывает… То есть… э-э-э… Миш, давай так: я к тебе не лезу с расспросами, а ты меня оставляешь в покое. А Костя еще свое получит — козел.

Горшенев угрюмо кивает, и по его лицу Лиза понимает, что он это так не оставит. Миха явно намерен понаблюдать за ней.

— Едем? — немного нервно спрашивает Стогова, юркнув мимо Миши.

— Едем, — отвечает он, провожая Лизу взглядом, который можно охарактеризовать как слишком пристальный с загадочным блеском в самой его глубине.

Когда взойдет весна

И смерти вопреки…

Комментарий к

“Смерть на балу” ( из зонг-оперы “TODD”)

https://youtu.be/kDzjScf_t0A

========== Часть 5 ==========

Летел и таял — не соберу.

Летел и таял.

Больше не тает.

Завтра я еще не умру,

Но кто его знает.

Завтра — это так далеко…

— Что было в том сне? — спрашивает озадаченная Надя, глядя на Лизу, которая равнодушно раскладывает вещи по полкам своего шкафа. Она снова дома. Гастроли пока окончены, и Стогова может немного перевести дух после странной поездки, которая снова не отложилась в ее памяти.

— Ничего особенного, но в то же время… — Лиза присаживается на край кровати, задумчиво уставившись в стену напротив. — Как будто он хотел донести что-то важное…

— Расскажи мне, — настаивает Надя, а Стогова вдруг поворачивается к ней и спрашивает:

— Надь, я «психушке» лежала?

Подруга совсем не удивляется, как Миша тогда, в отеле. Она кивает, отвечая:

— Да. Лежала. Тебе тогда поставили диагноз такой… — девушка хмурит лоб, напрягая память, и продолжает неуверенно: — Кажется, что-то с шизофренией связанное. Тебе все кто-то мерещился, а потом еще и это… обсессивно-компульсивное расстройство. Фиг знает, что тебе там виделось.

Лиза слушает и наблюдает за таким знакомым лицом подруги, которое теперь будто искусственное. Как в том дурацком фильме «Дом восковых фигур». И зачем она вообще его смотрела? А когда она его смотрела?

— Надь, — снова говорит Стогова, не мигая и не двигаясь. — Что конкретно я говорила тогда?

Подруга натужно улыбается, словно ей в ягодицу тычут иголкой, а пошевелиться нельзя, и все-таки произносит:

— Ты утверждала, что Миша Горшенев может умереть.

«Миша Горшенев может умереть. Миша Горшенев может умереть. Миша Горшенев может… умереть. УМЕРЕТЬ…».

«Что тебе помешает умереть? Сам нарываешься…».