Я чувствую, что засиделась, я понимаю это по ломоте в спине. Эти деревенские кухонные стулья не приспособлены к длительному сидению и уж тем более к воспоминаниям. Я встаю, упираюсь руками в поясницу и прогибаюсь назад. Я все еще гибкая, думаю я с удовольствием. Снова прогибаюсь сначала медленно назад, потом резко вперед, кровь приятно ударяет в голову, стучит в виски. Я дотрагиваюсь волосами до пола у ног, задерживаюсь там, дотягивая пружинно последние сантиметры, и только затем распрямляюсь.
Как там на улице? – думаю я, смотря в окно, и вдруг понимаю, что в моих биологических часах произошла поломка и я упустила время. Я хватаю книгу, плед и спешу на веранду. Воздух пытается оттолкнуть меня вечерней прохладой, но после первой стремительной попытки смиряется и, хоть и ворча немного на деревянных досках настила, впускает меня, раздвинувшись, в свое пространство.
Надо же, думаю я, так увлечься. Почти пропустила закат, да и вообще весь вечер. Я укутываюсь в плед, сегодня заметно прохладнее, чем вчера, и смотрю вперед, боясь, что увлекусь и снова потеряю из виду время. Но солнце еще высоко, и у меня есть еще полчаса, не сорвется же оно со своей жесткой оси в океан? Я долго листаю книгу, параграфов пруд пруди, но все они длинные, а мне надо на страничку, не больше. Наконец я нахожу, где-то ближе к концу.
Как очерчиваются и обостряются черты человеческого лица, так с возрастом очерчиваются и обостряются черты человеческой души. И получается так, что добрый от природы становится добрее, изначально злой
– злее, завистливый – завистливее, а наивный – наивнее. Заложенное от рождения к старости проявляется еще сильнее, видимо, исчезает необходимость скрываться и подстраиваться ради карьеры, успеха, женщины. Вся привнесенная шелуха отлетает за ненужностью, оставляя только заложенное первоначально.
Поэтому в человеческой жизни наблюдается не так уж много метаморфоз, и не следует попусту рассчитывать на них. Злой от рождения не станет добрым, добряк не начнет творить зло, честный не приучится говорить не правду, а лжец не перестанет обманывать. Человек редко меняется…
Я улыбаюсь, я не случайно спешила на веранду: меня влекло не к закату, не к воспаленному от его лучей океану, а к моим воспоминаниям. Я уже привыкла к ним, читая эту несуразную книгу, и я знаю теперь, что только пережив жизнь заново, просочив печаль и страдания через себя, только тогда примиряешься с прошлым. Для этого я и стремлюсь к воспоминаниям, как больное животное, гонимое инстинктом, бредет в чащу за неизвестной травой, которая только и может его спасти.
Какая милая, простенькая мысль, думаю я, но мне нравится сравнение «как обостряются черты лица, так и черты души». Хорошо сказано. Так мог написать только пожилой человек, иначе как подметить? Хотя, может быть, кто-то умеет подмечать, не пережив. Про себя я знаю: я не умею, мне надо пережить самой, чтобы понять, чтобы удостовериться. Я не могу предвидеть загодя. Ах, если бы я могла тогда заглянуть в будущее, все могло быть по-другому.
Все произошло неожиданно, прежде всего для меня самой. Учеба уже закончилась, я давно работала и в самом университете, и в небольшой архитектурной фирме. Я знала, что хороша в своем деле, профессора предрекали мне блестящую карьеру, обещали рекомендации, предлагали работу. Но я отказывалась, не желая ломать привычную жизнь, мне было хорошо, и я ничего не хотела менять.
Однажды в коридоре университета я встретила профессора, у которого когда-то училась. Он всегда симпатизировал мне и сейчас остановил и сказал, что его знакомый получил контракт во Франции на создание международного центра, чуть ли не самого большого в Европе, и что он, профессор, порекомендовал меня как одаренного архитектора. Я кивнула и сказала: «конечно», я спешила, и мне не хотелось объяснять, что я ничего не ищу, мне вполне довольно того, что у меня есть.
Дней через десять мне действительно позвонил профессорский друг, он не говорил по-итальянски, мы перешли на английский, и Дино, конечно, ничего не понял. Мой собеседник сказал, что видел мои работы, они ему понравились и он хотел бы пригласить меня на собеседование. Я спросила про проект, и француз долго и путано объяснял, с трудом подбирая английские слова, но даже из его исковерканных трассировкой слов я поняла, что проект затевается грандиозный. Я полетела во Францию, почему бы не слетать, не посмотреть, я по-прежнему относилась ко всему несерьезно, но интересно ведь. Со мной поочередно беседовали несколько человек, даже вечером в ресторане, куда меня пригласили, разговор тоже шел об архитектуре, и к концу второго дня мне предложили работу. Зарплата завораживала, но я не поддалась и ответила, что хочу подумать.