Фантазёр - покоритель горных вершин, или Повесть о мальчике, мечтавшем покорить вершины, на которые никогда не ступала нога человека

Думал я, думал, но чем больше думал, тем больше убеждался, что во всех наших сёлах не было ни одной собаки с кличкой, по-настоящему звучной. Вспомнил и про городских собак — как их там кличут. Но я всего дважды был в городе и собак там почти не видел. Вспомнил про одну, которая на моих глазах забралась в мусорный ящик, и дворник тотчас же длинной метлой выгнал её оттуда. Разумеется, при этом он её никак не величал.

— Заури! — пнул я коленкой своего соседа по парте.

— Ты чего пинаешься? А ещё говоришь — болен! — обиженно повернулся он ко мне.

Некоторых ребят я никак не могу понять — совсем как девчонки.

— Но не умираю же я… Так, не совсем здоров… Скажи, твоя тётка ведь в городе живёт, да?

— Да.

— Ну-ка припомни, как зовут её собаку.

— У неё нет никакой собаки.

— Как это? Дом без собаки?!

— У них же нет там садов, которые надо охранять.

— Хм!.. Что верно, то верно, они там в городе на всё готовенькое молодцы… Погоди, вспомнил! Там ведь держат маленьких комнатных собачек!

— Это у кого кто-нибудь дома сидит. А моя тётка работает. На фабрике.

— Ладно-ладно! Скажи, не знаешь ли ты какой- нибудь хорошей собачьей клички?

— Знаю, конечно. Вот, скажем, Гошиа.

— Гошиа? Это для маленькой собачонки. А мне надо для матёрого пса.

— Муриа! Вот тебе и для пса.

— Дурак! Такую кличку я и без тебя знаю.

— А какую можно назвать, чтобы ты её не знал?

И правда, ведь я считаюсь лучшим специалистом

по вопросам собаководства и всего, что с ним связано. Однако же…

На этот раз я обернулся к задней парте:

— Резо, подскажи какую-нибудь собачью кличку.

— Собачью?.. — Резо теряется. Посреди урока немецкого языка ему не вспоминается ни одна собачья кличка.

— Ну да, имя для собаки! — прихожу я ему па помощь, пока он совсем не огерманился.

— Бролия, Толия…

— Это всё для белых собак, а мне нужно для пятнистой.

— Курша не подойдёт?

— Так называют лопоухих псов.

— У моего дяди собака вовсе с обрезанными ушами, а её Куршей зовут.

— Вот балда! Родилась-то она же не безухой? Её так назвали, прежде чем уши обрезали.

Только я собрался обратиться к сидящему рядом с Резо Тамазу, как учительница прервала меня:

— Что беспокоит Кахабера Девдариани?

Ах досада, я совсем позабыл про болезнь! Делать нечего, снова состроил кислую гримасу и схватился за бок.

— Вот здесь, Маргарита Павловна, здесь… — И я осторожно приложил ладонь к рёбрам. — Острые приступы, Маргарита Павловна, прямо-таки роздыху не дают…

— Полно, полно! — рассердилась учительница.—

По твоему лицу видно, какие у тебя приступы. Сиди и хотя бы не мешай другим!

— Болен я, Маргарита Павловна, совсем помираю… — Я со стоном опустился на парту.

И тут же у меня в голове всё перевернулось, я увидел себя мёртвым. И увидел, как учительница немецкого причитает надо мной по-немецки. Я, конечно, ни слова из её причитаний не понимаю, но чувствую, что она плачет-убивается, никак не простит себе, что не поверила в мою болезнь, пока я не умер. А бабушка моя, услышав это, как набросится на неё — по-грузински:

«Ребёнок из последних сил терпел, а ты ему не верила, безбожница, бесстыжие твои глаза!»

«Да не знала я, не знала!» — пыталась оправдаться «немка».

«Ах, чтоб тебя с твоей Германией! — разошлась вконец бабушка. — Как мне теперь жить без моего любимого внука?»

И в это время, ко всеобщей радости, зазвенел звонок — спасибо нашему дорогому сторожу! И так уж устроена моя чудная голова, что сразу и смерть и причитания — всё из неё разом вылетело.

СУМБУРНЫЙ ДЕНЬ

Лунная ночь. Звёзды на небосклоне то зажмуриваются, то таращатся вовсю.

Сегодняшним днём я очень доволен и, запершись в своей комнатке, то валяюсь на кровати, то читаю «Мои приключения».

Только я пришёл из школы, как ко мне вбежала чем-то рассерженная бабушка. Но я показал ей раскрытую книгу и недовольно спросил:

— В чём дело, бабушка? Не даёшь человеку позаниматься. У меня и так голова раскалывается от уроков…

Пока она сообразила сказать что-нибудь в ответ, я опять уткнулся в книгу с таким видом, будто что- то из неё выписываю. Да при этом ещё и бормочу:

— Надо же, какая трудная задача… Попробуй реши её… О, а эта ещё сложнее…

Бабушка некоторое время испытующе смотрела на меня. Потом, выходя, проговорила:

— Читай, сынок, читай! На зло врагам учись, получи образование…

Я тут же закрыл за ней дверь на крючок.

Что может быть лучше одиночества! Лежи и думай об удачно сделанном деле. Взвесь всё спокойно, обмозгуй, как дальше действовать.

Лучше прямо признаться, чем тянуть волынку.

Так вот: тогда сгоряча я пообещал Джимшеру обобрать грушу у него под окном и даже назначил время, но вы-то знаете, что я ляпнул это не подумав.

После уроков меня поджидали под деревом сам Джимшер и его клыкастый пёс. Кроме того, к месту будущего нападения наверняка подойдёт пять-шесть ребят.

Так оно и произошло. Когда я подкрался к дому Джимшера, из его комнаты слышался ребячий хохот и гомон. Пёс был привязан под деревом.

Я понял, что ничего у меня не получится, и отступил, вернулся назад.

«Ну, что станешь делать, Каха Девдариани? — спрашиваю себя и сам же отвечаю — Погоди, что- нибудь придумаю».