— Моя репутация настолько блистательна, что ее давно пора было слегка подпортить, — фыркнул Флев. — Неудобно, право, быть совершенством в нашем несовершенном мире.
Кантор привычно отшучивался, а заледеневший, бледный как полотно, Айсен стоял под перекрестьем взглядов, думая даже не о неизбежном ливне презрения на свою голову, а о напутствии наставника, судя по всему тоже изрядно нервничающего перед их общим выходом в столь блестящий круг.
— Опозоришь меня — шею сверну! — ласково пообещал менестрель.
Как он может допустить хотя бы тень подозрения в благородстве своего учителя! Ни чьей вины, кроме его в скандале нет…
— Ваша Светлость, — севшим голосом выдавил Айсен, запнувшись под обратившимся на него холодным взглядом герцогини. — Это… не знак унижения, а знак ожидания! Когда оно закончится, я сниму его.
Элеонору, кажется, позабавило его неловкое вмешательство, а вспыхнувший на щеках лихорадочный румянец умилил, и благоволение высокой особы было получено.
По глазам было видно, что Кантор желал бы высказать много «нежных» слов своему ученичку по возвращении домой, но вместо того произнес только:
— Поздравляю… — мужчина устало потер виски. — Сегодня ты приобрел удачное романтическое амплуа!
— Простите…
— Да мне-то что сделается! А вот как бы ты потом не пожалел о своем упорстве!
Айсен промолчал.
И все же даже Кантор был вынужден сдаться, едва ли не скрипев зубами, когда молодой человек засобирался в дальний путь. Так бездарно загубить все усилия, рисковать сложить голову каждый день ради чьей-то постели! Святому Якову, что ли, помолиться, чтобы излечил мальчишку от безумия!
Правда, основываясь на собственном богатом опыте, он мог сказать, что в подобных запущенных случаях не помогут ни самые горячие молитвы, ни разумные увещевания…
— Придется тебя провожать! — заключил менестрель, прежде чем некуртуазно надраться в одиночестве от внезапной тоски.
По счастью, известия пришли раньше, чем Айсен успел совершить фатальную ошибку. Во-первых, осада Фесса была снята, окончившись ничем, а после боя в районе Уджды и позорного поражения, рыцари — иоаниты и вовсе были вынуждены убраться в Валетту зализывать раны. Христово воинство все больше теряло влияние на Востоке, а о Фейране пришло короткое скупое известие: его видели и видели живым в Уджде.
Теперь Филипп, радовавшийся происходящему благодаря трубадуру перелому в судьбе юноши, оказался непреклонен, и взятый тиски между Керами и Кантором, Айсен был вынужден согласиться дождаться ответа на посланное Фейрану уже в Фесс письмо. Когда же он все-таки пришел, Филиппу оставалось лишь пожать плечами, сказав себе, что он сделал все, что в его силах, чтобы предотвратить трагедию:
— Признаться, я не ожидал, что он согласится! — заметил мужчина, зло отбрасывая от себя ни в чем не повинный лист.
Ослепший из-за вдруг выступивших от слез, Айсен отвернулся к окну, обессилено оперевшись на подоконник. Его шатало и кружило от нахлынувшего избытка чувств: он приедет!!! Любимый приедет сюда… и испытание закончится! Совсем скоро.
— Не так уж скоро! — бросил Кер, кажется, последние слова юноша произнес вслух.
— Я ждал почти два года, подожду и пару месяцев!
Мысленно Айсен был не здесь и не один. Страшно подумать, они могли разминуться с любимым в дороге!
— Ты так любишь его? — тихо спросил Филипп, подходя и опуская руки ему на плечи.
— Да.
— Жаль… — вырвалось у мужчины.
— Мне — нет!
Айсен обернулся, и Филипп осекся: такого света в глазах Кер не видел ни у кого и никогда!
Часть пятая
Узнавал ли он свой родной город? И да и нет. Даже за пятнадцать лет мало что меняется: все так же бурлит жизнь на улочках, кто-то грустит, кто-то смеется, торговки в рядах все так же выясняют отношения и обсуждают последние сплетни, все так же шныряют проворные воришки, на паперти пилигримы зазывно трясут ракушками, обещая мощи всех святых рая… А детали наверное просто стерлись из памяти.
«Даже помоев на улицах не убавилось и не прибавилось!» — неодобрительно поморщился мужчина, переступая лужу.
Это было похоже на встречу двух незнакомцев. Он бродил по городу своего детства и юности, как иностранец, хотя во избежание всяческих недоразумений сменил ставшую привычной одежду на темный уперлянд, а тюрбан на простое боннэ, пытаясь стать похожим на того, кем по сути и являлся — обычным представителем среднего городского сословия. Аптекарем ли, стряпчим… По зрелому размышлению, у него был выбор либо явиться так, как сейчас, пропавшим братом метра Кера, либо самим собой нынешним, но скрыв их родство, чтобы не доставлять тому неприятности с церковниками.
Да, здесь вряд ли кто-нибудь станет кланяться при виде уважаемого хаджи!