Фантом

Их звон, усиленный аппаратурой, протяжным эхом отозвался в кабинете Саликова. Он сам, а вместе с ним Гольцев и Кочубей наблюдали за тем, как Оноприенко и его приятель крупными ломтями ломали хлеб и аппетитно жевали колбасу. Бедняга Саликов, с утра не державший во рту маковой росинки, заелозил на стуле, а его пустой желудок требовательно и громко напомнил о себе. Роман стеснялся при начальнике заглянуть в стол, где лежали банки консерв, пачки галет, сахар и кофе.

Первым не выдержал Кочубей и с сарказмом заметил:

— Рома, а они лучше тебя подготовились.

Саликов бросил вопросительный взгляд на Гольцева. Тот повел носом и, тяжело вздохнув, с грустью сказал:

— Водки просить у них не будем, а вот червячка заморить не помешало бы.

— Один момент, Виктор Александрович, — оживился Саликов и принялся выкладывать из тумбочки свои припасы.

— Виктор Александрович, тут кое-чего не хватает. Может исправить, здесь рядом? — предложил Кочубей.

— Это уже перебор, Коля, — умерил его пыл Гольцев и, зацепив вилкой шпротину, отправил в рот.

Этот «пир желудков» в кабинете Саликова продолжался недолго. Усатый запустил руку в портфель и выставил на стол вторую бутылку водки с новой закуской.

— Володя, аккуратнее! Тут секретные документы! — возглас Оноприенко заставил контрразведчиков забыть о позднем ужине и прильнуть к экрану монитора.

На нем отчетливо проступили два крепких, как армейская табуретка, зада. Оноприенко и Усатый ползали по полу и собирали документы.

— Дифференциалы? Интегралы? Тангенсы и котангенсы? — бубнил Усатый и укорял Оноприенко: — Эх, Вася, когда ты кончишь научной мутью забивать свою умную голову?

— Вот защищу докторскую и все! — заявил Оноприенко.

— Докторская? А на кой хрен она тебе перед дембелем?

— Под нее мне место завкафедрой в МАИ обещали.

— И сколько будешь получать?

— Пятнадцать, плюс пенсия пять двести.

— Вася, о чем ты говоришь? Твоя голова миллионы стоит!

— Какие миллионы, Вова? Наш поезд давно ушел.

— Не скажи!

Оноприенко пожал плечами и с горечью произнес:

— Но ты же не хуже меня знаешь, после сорока ни голова, ни мы сами никому не нужны?

— Ерунду ты порешь, Вася! Вот взять твоего Гаврилова.

— А что Гаврилов? Нормальный мужик!

— Я не о том. На должности пятый год «лежит» и даже плавниками не шевелит, зато на стороне такие бабки зашибает, что нам и не снились.

— Я не Гаврилов, — буркнул Оноприенко.

— А зря! Так умным дураком и помрешь! За твои мозги и знания на Западе в приличной фирме бешеные бабки заплатили бы.

— Володя, ты что несешь? Я что, сволочь? Нет, я секретами не торгую! — возмутился Оноприенко.

— Да я пошутил, Вася! — тут же отыграл обратно Усатый и предложил: — Давай еще по одной накатим.

Водка весело забулькала и полилась в стаканы. Из кабинета Саликова уныло наблюдали за тем, что происходило в лаборатории — шпионажем там и не пахло. Гольцев погрустнел, устало откинулся на спинку стула и попросил:

— Роман Николаевич, убавь звук.

— Дальше ничего интересного уже не будет! — заключил Кочубей.

— С Оноприенко все ясно — не Гастролер! — подвел итог Гольцев.

— Виктор Александрович, а может, еще проклюнется? — не терял надежды Саликов.

— Рома, после второй бутылки от этого затюканного жизнью доктора путного ничего не услышишь, — скептически отнесся к его предложению Кочубей.

— Виктор Александрович, разрешите продолжить контроль? — упорно стоял на своем Саликов.

В нем — молодом работнике — горело неуемное желание разоблачить «своего» первого шпиона. До сегодняшнего дня все складывалось в пользу этой версии. В декабре прошлого года Оноприенко был в отпуске у родителей на Украине, в городе Самбор, в то самое время, когда Инициативник пытался выйти на резидентуру ЦРУ в Киеве, а по возвращении в институт полез в секреты «Тополя». Гольцев хорошо понимал, что сейчас происходило в душе Саликова и, не желая лишать его последней надежды, разрешил:

— Хорошо, Роман Николаевич, отрабатывайте до конца, а завтра на доклад можете прибыть на час позже.

— Виктор Александрович, я уверен, Оноприенко — это Гастролер! — твердил Саликов.

— Будем надеяться, — не стал его разубеждать Гольцев и направился к выходу. К нему присоединился Кочубей.

К этому времени корпуса института опустели, и лишь несколько окон — дежурного, лаборатории №№ 3, 5 и 6 — тусклыми пятнами проглядывали в ночной тьме. Гольцев с Кочубеем прошли на стоянку машин. Дремавший на заднем сиденье водитель встрепенулся на стук дверцы и осоловело захлопал глазами.

— Солдат спит — служба идет! — строго заметил Гольцев.

— Я только задумался, товарищ полковник! — смутился боец.

— Ладно, Витя, протирай глаза, и за баранку!