Фантом

– Отдаю, отдаю! А вы лучше хорошенько подумайте!

В это время в открытом окне показалась медсестра. Меня звали на уколы.

– Слушайте, гражданин хороший, не болтайте чепухи, – сказал я гневно.

Лавренович улыбнулся.

– Ну как хотите, – развел он руками. – На процедуры? А я еще погуляю, мне уже сделали… А позвольте пока вашу книжечку посмотреть! А то, хм, скучновато, знаете.

Я обернулся. Вынул конверт с письмом отца, положил его в карман, и протянул томик Стивенсона.

– Приятного чтения. Кстати – о добре и зле! – сказал я.

Он взял, поблагодарил, посмотрел на меня как-то хищно, с огоньками в глазах.

Я заспешил по ступенькам в корпус, радуясь, что закончился неприятный разговор.

Всю остальную часть дня я либо спал после уколов, либо размышлял, глядя на волнующуюся от ветра белую штору, либо смотрел в холле телевизор. Я чувствовал на своей спине острый орлиный взгляд соседа. Видимо он хотел еще побеседовать, и его коробило нарочитое мое небрежение им.

Вечером, видимо желая заслужить доверие, он предложил вареное яйцо из своей пайки, но я отказался.

А перед самым отбоем Лавренович протянул мне книгу.

– Да, необычная книжица, заставляет задуматься, – пророкотал он, сверля меня круглыми глазами. – А Джекил и Хайд – они в каждом из нас, просто-таки – в каждом!

Я кивнул, молча принял книгу, привычно положив в нее конверт, а он лег, устраиваясь поудобнее. Когда погасили свет, он еще скрипел кроватью и, наконец-то, замер.

Погрузился в грезы сна и я.

И снилось мне, как я на лодке переплываю быструю реку. Течение несет, и я никак не могу пристать к берегу! Темная река струится, плещется в тумане, все мои усилия кажутся совершенно напрасными. Вот за борт цепляется чья-то рука, нагибает лодку, и в нее, сильно накренив, пытается влезть Лавренович. С его лица и тела стекают струйки воды. Посмотрев внимательно на мое недовольное лицо, он отпускает лодку, и скрывается в густом мраке реки.

Я продолжаю бороться в одиночку с бурным течением, пока острый багор не подтягивает мою лодку. Я вижу в тумане другую большую лодку, а на ней – темную фигуру в длинном плаще до пят. Сильным толчком мою лодку направляют к берегу. Здесь уже туман постепенно оседает и исчезает под воздействием утренних лучей. Я благодарно посмотрел в лицо человека в плаще и узнал отца. Он спокойным жестом приглашал меня в прекрасный белый дом отдохнуть, посушиться.

Я взошел по ступенькам дома. А потом оглянулся.

Никого не было, только видна была величавая широкая река, мост неподалеку, и шумели рядом сосны.

Я проснулся и посмотрел в утреннее свежее окно. За окном шумели яблони, пахло зеленью и яблоневым соком.

Я привычно потянул руку к Стивенсону, и распахнул его, но закладки не обнаружил.

Письма с исповедью отца не было.

Я тут же подхватился, стал искать в тумбочке, за нею, под кроватью, может выпало! Конверта не было нигде!

Я посмотрел на кровать соседа. Лавренович закутавшись с головой, лежал неподвижно! Я осмотрел его тумбочку, может он брал? Не было даже вещей его! Куда же он дел бритву, мыло, зубную щетку?

Я внимательно посмотрел на спящую фигуру на кровати, а потом решительно рванул одеяло!

На постели смятый лежал старый больничный халат! Сосед исчез!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ АНГЕЛЫ И ДЕМОНЫ МОЦАРТА

Мы сидели в уютной беседке, укутанной стеблями вьющегося винограда, и смотрели друг на друга.

Был тихий и в меру знойный выходной день. И все чувствовали огромное желание расслабиться и отдохнуть, тем не менее, в сторону речки никто не мог сделать и шагу, потому, что в центре нашего треугольника находилась красивая девушка, которая старалась изо всех сил держать ситуацию в равновесии, а мы, это я, ваш покорный слуга, и скрипач Володя (милостиво снявший монокль), глядели друг на друга в некотором смятении.

Уже около часа мы обсуждали ситуацию, пытаясь найти выход из нее.

Мы говорили об отце, его судьбе, судьбе наследия Щедрова и о моем физическом отце, который пока что скрывался за завесой тайны.

Все поиски письма отца ни к чему не привели. Странный больной Лавренович, который, кстати, и зафиксирован – то не был в больничных анналах, загадочно исчез вместе с письмом. И его ухода не заметил никто – ни случайные больные, которые могли попасться ему в коридорах, ни дежурная медсестра, ни санитарка.

Он будто испарился, вылетел в окно вместе с похищенным письмом, оставалось лишь радоваться тому, что я, еще тогда, на даче, сделал из исповеди отца некоторые выписки.

Вывод напрашивался сам собой: Лавренович был из той же компании, что Лягушин и его подручные. Видимо, не имея возможности силовым методом разрешить ситуацию, они вынуждены были пойти на похищение, каким –то образом узнав, что письмо со мной. Я подозревал, что Лавренович – это и есть тот самый человек «с головой орла», который когда-то, в далеком сорок шестом, присутствовал при допросе отца, а потом предлагал ему выведать у Щедрова местонахождение его архива! И вот, спустя годы, уже основательно состарившись, он продолжает свою охоту за бумагами ученого.