Фантом пересмешницы (СИ)

Альма впервые не может трезво оценивать ситуацию, не может найти решения или лазейку для решения проблемы. Альма впервые за полгода новой жизни снова чувствует себя Люси Грей.

Она вставляет карточку и, оглушив пустой коридор звуковым глухим сигналом, выходит наружу, направляясь в ванную. Мысли путаются, тело дрожит. Перед глазами Альмы стоит искаженное в блеклом свете от огня спички лицо Дулио Джекенсена. Она не знает, за какую мысль схватиться в первую очередь, чтобы разобраться.

В голове настоящий хаос.

Она не понимает, как он ее нашел. Не знает, как забрел так далеко на север. Не может поверить, что из всех мест в огромном Панеме и за его пределами он оказался именно здесь, нашел ее, как всегда и грозился.

Альма включает воду и умывается. Дрожащие пальцы замирают на алых щеках. Она вдыхает носом, рассчитывая, что это ее успокоит, но непроизвольно морщится и начинает кашлять: в ванной стоит душный и резкий запах.

Она оборачивается и непроизвольно вздрагивает, когда видит в дальней части ванной, не освещенной лампами, чей-то сгорбившийся возле стены силуэт. Первая мысль: бежать. Первая ассоциация: Дулио, который ждет подходящего момента, чтобы довести ее до сумасшествия.

Силуэт подносит что-то к лицу, оранжевый огонек, который она не замечает сначала, становится ярче, а после ввысь взмывает серая курчавая полоска дыма. Любопытство сменяет страх быстрее, чем она думает.

— Кто здесь? — решается она, прищуриваясь и делая несмелый шаг вперед. С ресниц капает вода, и Альма смаргивает ее.

— Снова что-то вынюхиваешь, Альма Грей?

Знакомый грубоватый голос она не перепутает ни с кем. Страх уходит полностью.

— Оливия, что ты здесь делаешь?

— То же, что и ты, — отвечает она, и над ее головой снова вертится серое облако, — нарушаю правила.

Альма какое-то время молчит, продолжая всматриваться в полутьму, и снова морщит нос. Что-то ей подсказывает, что неприятный запах именно от этого серого дыма.

— Брось кривиться, — прерывает тишину Оливия, — садись уже рядом, раз пришла. Вижу, что тоже не спится.

Альма вытирает руки о подол сорочки и шагает в темную часть ванной, останавливаясь возле Оливии и присаживаясь рядом с ней, прислонившись к холодной стене спиной. Она подтягивает к себе ноги и обхватывает их руками.

В молчании они сидят какое-то время. К запаху Альма постепенно привыкает, вопросов задавать не хочется.

— Это табак, Альма Грей, — негромко произносит она.

Оранжевый огонек снова становится ярче, и Альма завороженно наблюдает, как Оливия становится драконом. Она не успевает задать свой вопрос, Оливия отвечает на него сама.

— Ты же не думаешь, что Сейн мне только ягоды да грибы за твои прогулы с нарядов приносит. Смешная цена за вероятность получить выговор от Элдера Койна, не находишь?

Ответ на не заданный вопрос она получает, а от упоминания его имени сердце непроизвольно пропускает удар. Альма сглатывает и на мгновение закрывает глаза, чтобы вернуться к норме, если такое понятие вообще возможно в свете последних событий.

Альму не смущает, что она молчит, а говорит Оливия. Ей даже почти комфортно находиться рядом с ней. Оливия вынимает из-за спины маленькую баночку и, открыв крышку, гасит в ней оранжевый огонек, после чего бросает сверток в банку и снова заводит ее за спину. Она кладет на колени маленький мешочек и вынимает оттуда еще один такой сверток, только длиннее.

Потом они не раз еще так будут сидеть, и Альма узнает, что Оливия сушит табак, растения которого приносит ей Сейн из леса, прямо у себя в ячейке под кроватью, после чего делает вот такие свертки, именуя их самокрутками, и нарушает правила пару раз в неделю в этой ванной, потому что только здесь есть хорошая вентиляция прямо над этим самым местом.

Оливия склоняет голову и, чиркнув спичкой, поджигает самокрутку. Блеклое пламя освещает ее уставшее лицо и круги под глазами. Альма смотрит на нее и у нее в груди сжимается от жалости, когда она вспоминает, с чем столкнулась в этом замкнутом мире Оливия.

Кухарка чувствует ее взгляд и поднимает глаза. Альма старается не ежится от ее колючего взгляда.

— Будешь? — протягивает она ей самокрутку.

Альма сначала хочет отказаться, но рука сама тянется за чем-то новым. Примерно запомнив, что именно делала Оливия, Альма подносит самокрутку к губам и делает слабую тягу. Секунды не проходит, как она закашливается и мотает перед заслезившимися глазами рукой.

— Понимаю, — хмыкает Оливия. — Жизнь такая же, — зачем-то произносит она, — думаешь, что ко всему готов, а на самом деле задыхаешься.

Сказанные слова повисают в воздухе, и Альме не нужно объяснять их значение. Она снова смотрит на Оливию, без слов показывая, как ей жаль. Оливии не просто принять тот факт, что Портер больше не умеет ее любить.

— Мне жаль, — все же произносит Альма

Оливия резко мотает головой.

— Не надо, — и снова затягивается табаком.

Альма впервые задумывается, есть ли у главной кухарки жизнь за пределами ее участка работы, есть ли у нее подруги. У нее был Портер, он всегда у нее был, это всё, что она о ней знала. Сейчас даже его у нее нет.