Фантом. Последние штрихи

Но Лина отставила свой бокал и склонилась надо мной. Начала гладить меня, расстегнула рубашку и брючный ремень. Мои мысли были далеко, казалось, что это происходит с кем-то другим. Но вскоре я почувствовал ее прикосновения и пришел в ярость. Мое тело было согласно, но я не мог. Я хотел сказать «нет», но слово застряло у меня в горле.

Я схватил Лину за волосы и резко дернул ее голову наверх, потом оттолкнул ее и, не в силах взглянуть в ее сторону, ушел в самый дальний и темный угол помещения. Там я сел на каменный пол, прислонившись лицом к холодной стене. Меня трясло от ненависти. Не к Нордхэгену или к Лине. Я ненавидел себя, то чудовище, которым я стал. Ненавидел свое тело, свое сознание, всего себя целиком. Только сейчас я понял, что Лина имела в виду, когда сказала, что здесь я смогу познать себя. Я был неспособен даже разрыдаться, а лишь дрожал, полный ненависти к тому, что узнал о себе.

Мне непонятна природа сумасшествия. Видимо, следовало лучше изучать психологию в университете. Нордхэген выжил из ума, но прекрасно взаимодействовал с внешним миром. Он не только мог в нем жить, но даже добился успеха. Так кем же он был? Если не буйно помешанным, то старым больным извращенцем. Ему приносило удовольствие вправлять носы и делать красивых девушек еще красивее, но в то же время человеческая жизнь не представляла для него никакой ценности. Он чувствовал себя Богом и мог делать с ней, что пожелает. Я смутно припоминал курс клинической психологии и пришел к выводу, что у Нордхэгена были все симптомы не психически больного, а психопата. Рассудительного, хладнокровного психопата.

Как и предупреждала Лина, мои размышления не делали происходящее понятнее. Но я понимал, что должен кое-что прояснить для себя, ради себя. Мне было необходимо доказать самому себе, что я не такой, как Нордхэген. Да, я тоже убийца, но обстоятельства, при которых я убил, совершенно другие. Что он мне сказал в вечер нашего знакомства в «Карлайле»? «Если бы я не знал тебя, я бы тебя не нашел». Что-то в этом роде. Теперь эти слова преследовали меня.

Некоторое время спустя я встал, обошел застекленные ящики и выбрался в переднюю. Там на ступеньках сидела Лина. Мы не сказали друг другу ни слова. Она заперла дверь и пошла за мной наверх. Мы вышли из дома Нордхэгена и несколько мгновений стояли на улице в нерешительности. Все еще была ночь.

Мы пошли ко мне. В прохладной темной комнате сбросили одежду и залезли под одеяло, согревая друг друга теплом наших тел. Занялись любовью, словно отчаявшиеся, взбудораженные подростки, неуклюже и нервно. Наконец я смог отпустить себя и зарыдал. Я не мог остановиться. Лина обняла меня, прижав мою голову к своей груди, и утешала, пока мои слезы не иссякли.

В серый предрассветный час мы вышли на прогулку. Город постепенно просыпался. Мы дошли до пруда в Гайд-парке, сели на скамейку и наблюдали за парой лебедей, стаей уток и несколькими чайками. Лина положила голову мне на плечо. Мы хорошо смотрелись вместе, как счастливая пара, которая гуляла всю ночь – сначала поужинали, потом сходили на шоу и наконец танцевали в ночном клубе до утра. От этой мысли я чуть не рассмеялся.

– Какая часть этого кошмара – твоя? – спросил я.

– Никакая.

– Но ведь ты его часть.

– Я попала туда случайно, – сказала Лина, – как и ты.

– Но ведь ты соучастница.

– Если подумать, то ты тоже. – Я пытался осознать, что Лина имела в виду, но она продолжала: – Слушай, Том, я помогаю Роджеру и этим людям, насколько возможно. Я не могу исправить то, что Роджер с ними сделал, но стараюсь помочь. Вот и все, что я делаю. Все, что я могу делать.

Возможно, это не вся правда, но она меня устраивала.

– Разве ты не хочешь со всем этим покончить?

– Да, конечно, но не могу. Одна не могу.

Я вышел на улицу, чтобы увидеть утренний свет. Чтобы вдохнуть свежего воздуха. Я хотел увидеть зелень травы и деревьев. Небо, животных. Хотел услышать звуки проезжающих мимо машин и автобусов. Увидеть белый след самолета на пути в Хитроу. Хотел увидеть, услышать и почувствовать все это, убедиться, что реальность еще существует. По какой-то причине мне это казалось важным. Но теперь, на берегу пруда, я понял, что мне все равно. Я ничего не чувствовал. Окружающий мир для меня ничего не значил.

Имело значение только пугающее и прекрасное создание, сидевшее рядом со мной. Лина. Я не становился ее пленником, а находил себя благодаря ей. В ней. И сейчас, как никогда, я понимал, что вся моя предыдущая жизнь была старой кожей. Я сбросил ее, и назад в нее мне уже не залезть. Несмотря на весь окружающий ужас, любовь все еще существовала.

– Лина.

– М-м-м?

– Нордхэген скоро умрет?

– Не знаю, – ответила она. – Ты же врач.

12

Преподобный Скотт сделал заявление, – радостно сообщил Нордхэген участникам собрания, – обвинив меня в убийстве и моральном безумии. Я же верно передал суть обвинений, преподобный? Боже, боже, все это серьезно. Но в нашем маленьком обществе нет места упрощенному судопроизводству. Поэтому рассмотрим дело со всей тщательностью.