Фантом. Повести и рассказы

— Эту девчонку и сам никогда не трону, и никому в обиду не дам. А почему хожу к ней — не вашего ума дело.

Честно сказать, я и сам не знаю, чем она меня взяла. Запала в душу, и все. Мне от нее ничего не надо — мне важно, чтобы она просто была. Ну, жила, существовала… И чтоб иногда поднимала глазки свои, глубокие, темные, на меня и смотрела. Она просто смотрит. Смотрит и молчит. Только у меня от ее взгляда мурашки по коже: есть в этой невзрачной девчонке что-то такое, чего никогда ни во мне, ни в Нунки, ни в Селене с Лилиан не будет, но что всем нам нужно позарез… Не могу объяснить! В общем, мне надо, чтобы не пропала она Трущобе, чтобы, раз уж появилась, жила с нами, и все! И чтоб ее никто не обидел, чтобы хорошо ей было…

Я поэтому и решил ее сегодня развлечь, на дискотеку повел.

Она сначала ни в какую не соглашалась. А я ей:

— Не бойся, Антарес, — говорю, — с Люкой тебя ни один гад не тронет! А там цветомузыка, толпа! Весело! Ты же музыку, наверно, сто лет не слушала!

Вот это дело решило: по музыке она соскучилась. Гляжу, засомневалась, а потом оглядела себя и тихо так говорит:

— Ладно, Люка, я бы пошла, только в таком виде меня, наверно, не пустят…

Я только засмеялся. Она не знала порядков Трущобы! В Ангар можно хоть в скафандре водолаза прийти, да еще пьяным, да с топором в руке — никто слова не скажет. Но дело-то, конечно, не в этом: можно или нельзя, пустят или нет. Она хорошо выглядеть хотела! А вот комбинезончик драный, что на ее фигурке вечно болтался, давно на помойку просился. Но кроме него надеть Антарес нечего было, это я давно понял.

Ну, есть в этой жизни проблемы у Бура. Есть. Да мало найдется таких, что он бы решить не смог.

— Будет, — говорю, — тебе одежда!

И потащил девчонку — почти силой потащил! — от этой грязной пещеры, бывшей станции метро, через которую она под землю спускалась, к себе домой. Повел я ее на всякий случай не напрямик, а окружной дорогой, что мимо пустырей идет. И потопали мы по Кривому Стоку, по Грелке, по Стройке — по улицам нашим вонючим, на которых ступить негде: либо в собачье дерьмо вляпаешься, либо в блевотину, либо в дрянь, какую из окон вываливают, — к конуре, в которой моя семья жила.

Антарес, я заметил, пока шла, все руку на боковой карман своего комбинезона накладывала. Как будто проверяла, на месте то, что там лежит, или нет. Но я не стал ее ни о чем спрашивать, мало ли какие у девчонки секреты. А вообще она больше по сторонам смотрела, на Трущобу, на срань эту Господню. Но я не удивлялся ее интересу, такому странному. Раньше ведь она редко из подземелья вылезала, да каждый раз вечерами темными: после закрытия рынка остатки гнилых овощей с лотков подбирала, горбушки хлеба с голубями делила. А теперь, когда вопрос с едой я решил, вообще наверху старается не показываться. Нельзя ей светиться на улицах — в таком жалком виде, в таком костюме — сразу же внимание муниципальной полиции привлечет. А если попадет в полицию — ей конец…

Но со мной по Трущобе и днем, и ночью гулять можно. Здесь сам железный порядок жизни Антарес от полиции защищает. Мало ли молодежных парочек по Трущобе ходят — разодетых в пух и прах, одетых кое-как и не одетых вовсе! И к парочке такой полицейскому подойти — это значит нарваться на крупные неприятности. Молодежь у нас долбанутая, это муниципалы хорошо знают. Сколько раз они пристанут к «влюбленным» — столько раз «влюбленные» их и пошлют по матери. А будут упорствовать стражи порядка — им на голову кирпичи повалятся с крыш, или компания «долбанутых» ниоткуда вдруг подвалит и начнет кастетами махать… С парочками в Трущобе лучше не связываться. Двое — это сила. Если ты в паре — значит, местный, состоишь в группе таких же, как ты, за тобой банда друзей. И если Антарес со мной идет — значит она своя, законно здешняя. Муниципалы так, приблизительно, думают, и связываться не желают. А те, кто знает правду, — друзья мои, и враги тоже — давно сделали вывод, что у Люки немного с башкой не в порядке, раз с такой чувырлой худосочной ходит, и не пристают.

Антарес, наверное, все это понимает, она девочка умная. Поэтому и таилась, пока меня не узнала, так упорно; поэтому и шла сегодня со мной по Трущобе более-менее спокойно.