Она оставила компьютер и пошла в спальню, чтобы переодеться во что-то более подходящее для мира теней. Черные вельветовые брюки и тонкий черный свитер. Вот-вот вернется Мод с девочками. По телефону они наметили новый план. Молодая няня поможет ей уложить малышек, потом останется на ужин и отпустит Люси быстренько смотаться в тупик Вашэ. Тайная прогулка. И речи быть не может, чтобы информировать руководство. Проникновение в квартиру без ордера могло бы стоить ей карьеры. И даже больше…
Люси присела на кровать, обхватив голову руками. Еще один утомительный, даже чудовищный день. Вскрытие, фотографии трупов, полицейские разговоры и суматошные ночи впереди… Она дотронулась до сложенных под кроватью триллеров, вытащила один из них, «Звериная душа»[28]
. Не лучшее чтение для матери двоих детей. Ей бы чего-нибудь повеселее. К чему вечно стремиться к крови, ужасам, мрачным описаниям?Чувствовать мрак в себе. Хуже, чем болезнь. Она так от этого страдала.
Люси отбросила книгу в сторону. Нет, у нее нет с ними ничего общего! Эти безумцы бродят по пустынным дорогам и лесам в поисках очередных жертв. Это люди, пришедшие на Землю, чтобы причинять вред, разрушать, убивать. Она другая! Совсем другая! И все же…
Столько душевных страданий из-за ее… шкафа. Точнее, его содержимого.
Химера, ненасытная, одуряющая, разрушительная.
Вот куда завело ее детское любопытство. Последствия? Изуродованная жизнь подростка. До того, как началась жизнь чувств. А короче – до начала жизни. Если бы только можно было все стереть. Нажать на мозг в каком-то определенном месте – на гиппокампы, мозжечковые миндалины, что-то в этом роде – и переключиться на другую программу. Должно быть, пребывать в мире забвения иногда так приятно. В каком-то смысле Манон повезло. Больше никаких тревог…
Поддавшись меланхолическому настроению, Люси подошла к шкафу с тонированными стеклами. Из-за Химеры она потеряла Поля. Потом Пьера. Лейтенант с огненно-рыжей шевелюрой уверял, что не из-за этого, но… в глубине души она знала, что это повлияло на его отъезд в Марсель… наверное, он решил, что она отмороженная, если хранит содержимое своего шкафа, не способна избавиться от него, несмотря на многократные предупреждения. Неужели она и впредь будет терять тех, с кем сведет ее судьба? Почему бы не сжечь навсегда эти гнусности? Перерезать пуповину, надеть траур – и забыть… Это так просто.
Но нет… Шрамы никогда не исчезают… Они до конца навязчиво напоминают о себе. И пример Манон должен ей об этом напоминать. Тем более что ее-то шрамы на виду…
И снова, следуя незыблемому ритуалу, какая-то внутренняя сила толкнула ее разбередить свое горе.
Люси схватила кожаную сумочку и расстегнула ее.
Внезапно ее пальцы крепко сжали ключ.
Ей это не снится. Ключик положен иначе, головкой вверх. А ведь Люси всегда кладет его наоборот, головкой вниз. Каждый раз…
Кто-то к нему прикасался.
Энтони.
Люси вспомнила, как он отводил глаза, как поспешно сбежал, когда она вернулась домой. Потом еще эти шушуканья студентов… Ведьма…
Она бросилась на лестницу, раздавленная, изнемогая от отвращения. Следующий этаж. Она принялась колотить в дверь. Энтони открыл ей в одних трусах, голый до пояса. Люси втолкнула его в квартиру и ногой захлопнула за собой дверь.
– Ты рылся, да? Ты рылся в моих вещах! Ты открывал шкаф у меня в спальне!
Она изо всех сил молотила его кулаками в грудь. В конце концов он оказался вплотную прижатым к стене.
– Нет… Нет, это неправда… – бормотал он. – Я…
– И разболтал всем на свете! Черт побери! Но… Что на тебя нашло?
Энтони почти лишился чувств.
– Какое ты имел право… – продолжала готовая разрыдаться Люси. – Ты не имел права!
– Я… Простите меня… Я…
Люси без сил рухнула на стул. Но через несколько секунд опять вскочила. Голова просто раскалывается. Выходя, она снова накинулась на него:
– Это не то, что ты думаешь… Это…
Она не смогла больше вымолвить ни слова.
И исчезла в коридоре. Совершенно убитая.
26
– С паштетом или с ветчиной?
– С паштетом.
– Надоело здесь торчать! Когда они придут?
– Не раньше двух ночи.
– А сейчас еще нет десяти вечера… Вот черт!
Оливье откусил кусок сэндвича с ветчиной и настроил автомобильный радиоприемник на станцию «France Bleu Nord». Там говорили о вчерашней грозе, о том, что из Бретани надвигается новый, еще более разрушительный грозовой фронт, о президентских выборах, передавали кучу другой информации, которую он не слушал. Пустая болтовня. Лучше бы сидеть дома с женой и дочкой, чем торчать на дежурстве перед домом Муане в этом дрянном «Пежо-306».
Они вздрогнули, когда кто-то ударил кулаком по стеклу.
Какой-то неизвестно откуда взявшийся тип барабанил в окно:
– Из… извините меня!
Человек задыхался и постоянно озирался. Лоб у него был совершенно мокрый. В столь поздний час никто не шатался по этой темной и ничем не привлекательной улице Старого Лилля. Не особенно раздумывая, Оливье опустил стекло и нахмурился. Шарли, его напарник, выглянул у него из-за плеча, положив руку на перевязь. Но не на пистолет. Большая ошибка.