Фантомный бес

Но нам как быть со злодеями (по виду вечными) — которые здесь и сейчас? Которые нагло расселись вокруг, да еще пытаются нами управлять. Есть на каждого из них своя игла? Или таковой не имеется? Одну голову срубишь — три новых вырастут? Да, чего-то мы здесь не понимаем.

Про времена и пространства забудь. Про помощь Космоса забудь! Про Кощея и Агасфера тоже.

Главное сегодня совсем в другой шкатулке.

Там другое яйцо.

И другая игла.

Заветы Марка Каренина

По замыслу Уэллса, после всемирной катастрофы Комитетом, отвечающим за вопросы нравственно-духовного порядка, руководил выдающийся человек Марк Каренин. Калека от рождения, он обладал невероятной духовной силой, но при этом живым темпераментом. Он был нетерпелив, порою даже терял над собой контроль и сердился, но его вспышки ему легко извиняли: ведь страдание, как огонь, вечно жгло его тело. Под конец жизни престиж этого человека был очень высок. Ему, более чем кому-либо из его современников, обязаны люди были тем духом самоуничижения, тем отождествлением себя со всем обществом, той самоотверженностью, которые легли в основу единого образования людей. Всемирно известное обращение ко всем педагогам земного шара, являющееся как бы ключом ко всей современной системе образования, практически целиком вышло из-под его пера.

«Тот, кто хочет душу свою сберечь, потеряет ее, — писал Каренин. — Таков девиз, начертанный на печати, скрепившей этот документ, и такова наша исходная позиция во всем, что нам предстоит сделать. Было бы ошибкой видеть в этом что-либо иное, кроме простого утверждения факта. Это должно лечь в основу вашей работы. Вы должны учить забывать своекорыстные интересы, и все остальное, чему вы будете учить, должно быть подчинено этой задаче. Образование и воспитание — это освобождение человека от самого себя. Вы должны расширять кругозор ваших воспитанников, поощрять и развивать их любознательность и их творческие порывы, поддерживать и углублять их альтруистические чувства. Вот в чем ваше призвание. Руководимые и направляемые вами, они должны сбросить с плеч наследие ветхого Адама — инстинктивную подозрительность, враждебность, неистовость страстей — и обрести себя заново как частицу необъятной Вселенной. Тесный замкнутый круг эгоизма должен распасться, раствориться в мощном стремлении к единой общечеловеческой цели. И все то, чему вы будете учить других, вы должны скрупулезно постигать сами. Философия, наука, искусство, все виды мастерства, общественная деятельность, любовь — вот в чем спасение от одиночества эгоистических желаний, от тягостного погружения в самого себя и в свои личные взаимоотношения, которое является проклятием индивидуума, изменой человечеству и отступничеством от Бога…»

Таким образом, России досталась задача: найти в своей среде такого человека. И желательно не после катастрофы, а до нее.

Круглый квадратный стол (Третий сон Олега)

Воздушный, почти невесомый стол, нежно сработанный из карельской березы, слегка утопал своими ножками во влажном песке, у самой кромки океана. Гости расселись на легкие креслица по четырем сторонам, словно собрались играть в бридж. Но смотрели они друг на друга с недоумением.

— Это я вас здесь собрал, — сказал Завада. Он скользил вокруг стола, почти не касаясь ногами песка. Он почти летал. Но старался делать это незаметно. Он не хотел смущать гостей своей невесомостью. Впрочем, гости внимания на это не обращали.

Берег был пустынным. Лишь далеко справа, шагах в ста или больше, виднелось еще одно креслице, в котором неподвижно сидел человек. Едва ли он мог слышать голоса собравшихся за столом, но Заваде хотелось, чтобы он слышал.

— Не сердитесь, — продолжал Завада, поворачиваясь к гостям. — Ради бога, не дуйтесь на меня. Повод для легкой встречи нашей довольно весом. Человек, дух, смерть, бессмертие… вот что хотел бы я с вами обсудить. Готовы ли бежать мы из тесных, как колодки, пространств и времен? Способны ли постичь высшие смыслы бытия? Или все напрасно?

Четверо гостей вновь переглянулись, но лица их заметно потеплели.

Набежала легкая волна, облизала ножки кресел и стола. Шурша, укатила назад. Кто-то из гостей испуганно поднял ноги, кто-то внимания не обратил. Особенно старик, чьи босые влажные ноги бултыхались в разношенных сандалиях, по виду женских.

— Обречен ли человек? Или продолжит свой путь? Может быть, вы начнете, господин Эйнштейн? — Олег обратился к старику в сандалиях, чье лицо в сетке морщин почти утонуло в седых разлетающихся патлах.