Фантомы мозга

Когда на практических занятиях я обсуждаю анозогнозию со студентами, чаще всего мне задают вопросы, которые звучат примерно так: эти пациенты отрицают только паралич частей тела или другие ограничения тоже? Они в курсе, что серьезно больны? Если такой человек ударит палец ноги, он будет отрицать боль и припухлость? А если у него случится приступ мигрени? Многие неврологи изучали это у своих пациентов; типичный ответ заключается в том, что такие больные не отрицают другие проблемы со здоровьем. Точно так же повела себя и моя пациентка Грейс, которой я пообещал конфету, если она сможет завязать шнурки. Выслушав мое предложение, она сердито посмотрела на меня и процедила: «Вы же знаете, что у меня диабет, доктор! Мне нельзя конфеты!»[89]

Почти все пациенты, которых я обследовал, прекрасно понимают, что у них был инсульт, и не страдают «глобальным отрицанием». Тем не менее в их системах убеждений имеются определенные градации — и сопутствующие отрицания, — которые коррелируют с локализацией очага поражения в мозге. Так, при повреждении правой теменной доли конфабуляции и отрицания, как правило, ограничены схемой тела. Но если зона поражения расположена ближе к передней части лобной доли правого полушария (так называемой вентромедиальной префронтальной коре), отрицание принимает более обширные и разнообразные формы. Более того, в этом случае оно носит явно защитный характер. Один из ярчайших примеров такого отрицания — пациент по имени Билл, который пришел ко мне через шесть месяцев после того, как у него диагностировали злокачественную опухоль головного мозга. Опухоль быстро росла и давила на правую лобную долю, пока не была в конечном счете вырезана нейрохирургом. К сожалению, к тому времени она уже распространилась, и Биллу сказали, что ему осталось жить меньше года. Несмотря на всю серьезность ситуации, он казался странно безразличным к своему диагнозу и упорно привлекал мое внимание к маленькому волдырю на щеке.

— Другие доктора ничего не сделали, но хоть вы-то поможете мне от него избавиться? — однажды спросил он.

Стоило мне затронуть тему опухоли, как Билл равнодушно пожимал плечами.

— Вы же знаете, врачи иногда ошибаются, — говорил он.

Итак, вот умный, образованный человек, упорно не желающий признавать доказательства, предоставленные его врачами, и бойко отвергающий тот факт, что у него терминальный рак мозга. Чтобы избежать беспричинной тревоги, он приписал ее чему-то ощутимому — волдырю. Фрейд назвал бы его одержимость волдырем смещением — замаскированной попыткой отвлечь собственное внимание от скорой смерти. Любопытно, но иногда легче изменить направление, чем отрицать[90].

Самый чудовищный бред, который я когда-либо слышал, описан Оливером Саксом. Некий пожилой человек постоянно падал с кровати. Каждый раз, когда он скатывался на пол, санитары поднимали его и укладывали обратно в постель, но несколько мгновений спустя снова слышали громкий стук. Наутро доктор Сакс спросил его, почему он все время падал с кровати. «Доктор, — взволнованно объяснил старичок, — эти студенты-медики подложили мне в кровать мертвую руку, и я пытался избавиться от нее всю ночь!» Не признавая, что парализованная конечность принадлежит ему самому, мужчина скатывался на пол всякий раз, когда пытался ее оттолкнуть.

* * *

Как показывают эксперименты, которые мы обсудили выше, пациент с отрицанием не просто пытается сохранить свое реноме, отрицание коренится в самой его психике[91]. Но означает ли это, что информация о параличе где-то заперта — подавлена? Или это подразумевает, что она вообще отсутствует в его мозге? Последнее предположение кажется маловероятным. Если знания не существует, почему больной говорит такие вещи, как «я завязала шнурки обеими руками» или «я же не левша, я владею левой рукой хуже, чем правой»? Подобные замечания предполагают, что «кто-то» там знает, что парализован, но эта информация недоступна сознательному разуму. Если данное предположение верно, есть ли способ получить доступ к этому запрещенному знанию?

Чтобы это выяснить, мы повторили хитроумный эксперимент, проведенный в 1987 году итальянским неврологом Эдуардо Бизиаком. Бизиак взял шприц, наполненный ледяной водой, и оросил левый слуховой канал пациентки с неглектом и отрицанием — процедура, с помощью которой врачи обычно проверяют функцию вестибулярного нерва. Через несколько секунд глаза больной начали энергично двигаться. Дело в том, что холодная вода создает в ушных каналах конвекционный ток, тем самым заставляя мозг думать, что голова движется. Возникающие при этом непроизвольные движения глаз мы называем нистагмом. Когда Бизиак спросил женщину, может ли она использовать обе руки, она спокойно ответила, что не способна пошевелить левой рукой! Удивительно, но орошение холодной водой левого уха вызвало полное (хотя и временное) исчезновение симптомов анозогнозии.