Почему нет? По всей видимости, для таких больных характерно общее притупление всех эмоциональных реакций, а значит, и отсутствие контрольной линии для сравнения. Подобно чистокровному вулканцу из «Звездного пути», они вообще не знают, что такое эмоция, тогда как пациенты с синдромом Капгра наслаждаются вполне нормальной эмоциональной жизнью.
Здесь мы вплотную подходим к основополагающему принципу функционирования мозга, а именно, что все наше восприятие — и, возможно, все аспекты нашего разума — управляются сравнениями, а не абсолютными значениями. При этом не важно, судите ли вы о чем-то очевидном, например о яркости газетного шрифта, или о чем-то более неуловимом, допустим, о горах и долинах эмоционального ландшафта. Это важный вывод, который помогает проиллюстрировать всю мощь нашего подхода — точнее всей дисциплины, которая теперь называется когнитивной нейронаукой. Другими словами, вы можете выявить общие принципы работы мозга и изучать глубокие философские вопросы с помощью относительно простых экспериментов с правильными пациентами. Мы начали со странного состояния, предложили диковинную теорию, протестировали ее в лаборатории и, столкнувшись с возражениями, приумножили наши знания о том, как на самом деле работает здоровый мозг.
Рассмотрим любопытное расстройство под названием синдром Котара, при котором больной утверждает, что он мертв, чувствует запах гнилой плоти и даже ощущает, как по его коже ползают черви. Опять же, большинство врачей, даже неврологов, тут же сочтут, что такой человек сумасшедший. Однако это не объясняет, почему бред принимает именно такую, а не какую-нибудь другую форму. Я бы сказал, что синдром Котара — преувеличенная разновидность синдрома Капгра и, вероятно, имеет аналогичное происхождение. При синдроме Капгра от миндалевидного тела отключена только область распознавания лиц, тогда как при синдроме Котара от лимбической системы отключены все сенсорные области, что приводит к полной потере эмоционального контакта с миром. Вот вам еще один случай, когда диковинное нарушение мозговой деятельности из области психиатрии можно объяснить с точки зрения известных нейронных сетей. Повторю: все эти гипотезы можно проверить в лаборатории. Рискну предположить, что у больных синдромом Котара будет отсутствовать КГР на все внешние раздражители — а не только на лица. Такие люди как будто живут на необитаемом острове, где нет никаких эмоций вообще; вероятно, это состояние — самый близкий аналог смерти при жизни, который только может испытать человек.
Артур, казалось, наслаждался визитами в нашу лабораторию, а его родители были искренне рады, что его состоянию нашлось логическое объяснение, не имеющее никакого отношения к «безумию». С самим Артуром я никогда не говорил на эти темы, ибо не знал, как он отреагирует.
Отец Артура был человеком рассудительным, и, улучив момент, когда сын отсутствовал, он спросил меня:
— Если ваша теория правильная, доктор, если информация не доходит до его миндалевидного тела, как вы объясните тот факт, что он без проблем узнает нас по телефону?
— Ну, — ответил я, — от слуховой коры — зоны слуха в височных долях — к миндалевидному телу ведет отдельный путь. Не исключено, что он остался неповрежденным. Скорее всего, в результате аварии от миндалевидного тела отсоединились только зрительные центры.
Этот разговор заставил меня задуматься о других хорошо известных функциях миндалевидного тела и зрительных центров, которые с ним связаны. В частности, ученые обнаружили, что, помимо выражения лица и эмоций, нейроны миндалевидного тела реагируют на направление взгляда. Например, если другой человек будет смотреть прямо на вас, сработает одна клетка; если его взгляд сместится на несколько миллиметров — другая; а если он вообще отведет взгляд — третья.
В свете важной роли, которую играет направление взгляда в социальных коммуникациях приматов, это неудивительно. Когда мы чувствуем вину, стыд или смущение, мы предпочитаем смотреть в сторону. Любовники обычно смотрят прямо, враги — пристально и угрожающе. Мы склонны забывать, что эмоции, хотя они и возникают у нас внутри, часто связаны с взаимодействием с другими людьми и что один из способов такого взаимодействия — зрительный контакт. Неожиданно мне в голову пришла интересная мысль: может, у Артура нарушена способность судить о направлении взгляда?
Чтобы это выяснить, я подготовил серию фотографий одной и той же модели, которая смотрела либо в объектив, либо в точку, расположенную правее или левее камеры. Задача Артура состояла в том, чтобы определить, куда смотрит модель: прямо на него или нет. Хотя вы и я можем обнаружить даже малейшие сдвиги во взгляде, Артур был безнадежен. Только когда глаза были явно смещены в сторону, он понимал, что модель смотрит не на него.