Фарамунд

— А душа твоя при чем? Это же... как говорят, династический брак! У тебя меч, у Брунгильды — имя своего рода. Она ж по матери — из рода Нибелунгов, а по отцу — старинной римской крови, что давала даже императоров! Соседи заткнутся. А от тебя даже не требуется, чтобы ты вводил ее в дом.

Фарамунд покачал головой:

— Все равно мне это не нравится. Это похоже на предательство.

— Я же сказал, — настаивал Громыхало. — Тебе не надо будет жениться по-настоящему. И Брунгильда это знает! И все знают. К тому же...

Он умолк, покачал головой. Фарамунд спросил резко:

— Что еще?

— Лютеция наверняка просила бы тебя защитить сестренку, — сказал Громыхало. — Пусть не жениться... хотя и это не исключено... Лютеция не из тех, кто сам не гам и другому не дам... а просто сейчас Брунгильду всяк обидит. Недаром же Тревор просил дать людей для ее защиты! А будь она женой такого могучего рекса... просто считайся его женой, никто не посмеет даже посмотреть в ее сторону косо. Хоть все будут знать, что брак — династический, но протянуть к ней лапу, это значило бы оскорбить тебя! А на это не всяк рискнет, не всяк...

Заунывный, тревожащий душу рев донесся едва слышно, но Громыхало оборвал себя на полуслове. Фарамунд увидел, как мохнатые брови сдвинулись на мясистой переносице.

— Кого это черти принесли?

— Пойдем, — предложил Фарамунд, — встретим в холле.

— Не хочешь звать за стол? — спросил Громыхало понимающе.

— А ты хочешь?

— Еще чего, — возмутился Громыхало. — Мы те, кто с оружием в руках доказали свою доблесть...

И стали знатными, подумал Фарамунд. А остальные — простой люд. Простолюд. Простолюдины.

В холл ввели одетого богато, даже чересчур богато, воина. Шлем он нес на сгибе локтя левой руки, короткие волосы отливали ранней сединой, но лицо было моложавым, полным жизни.

Громыхало смерил откровенно презрительным взглядом позолоченные доспехи, слишком длинные шпоры, широкий пояс, где в ножнах висел кинжал, рукоять нелепо украшена крупными драгоценными камешками.

Фарамунд равнодушно взглянул на гостя. Тот поклонился:

— Меня зовут Армекс, я — управляющий благородного конта Петариуса. Мой хозяин, конт Петариус — человек высокой крови и больших знакомств, у него знатная родня. К тому же он состоит в дружбе и союзе со всеми владетельными хозяевами окрестных бургов и городов. Мы все видим быстрый рост вашей мощи... Некоторых это пугает, некоторых... некоторых — нет. Но раз уж вы стали хозяином двух бургов и такого большого города...

Громыхало буркнул:

— У рекса Фарамунда побольше, чем два бурга. Но это неважно, продолжай.

Армекс бросил на него быстрый взгляд, снова поклонился Фарамунду:

— У нашего хозяина ни слуги, ни его военачальники не смеют говорить раньше своего... своего вождя.

Фарамунд с усмешкой отметил, что управляющий избегает называть его рексом или любым титулом, предпочитая именовать просто вождем, словно вожака крохотной разбойничьей шайки.

— Везде свои обычаи, — обронил он. — Твой хозяин — гот?

— Благородный конт Петариус из старинного рода лангобардов...

— А я — франк, — прервал Фарамунд. — Что велел сказать твой хозяин?

— Благородный конт Петариус, — сказал управляющий, — через три дня дает большой пир. Съезжаются владетельные хозяева бургов, земель, вожди племен. Эти пиры, благородный Фарамунд, необходимы!.. Сейчас весь мир пришел в движение, и, поверишь ли, от пира к пиру состав гостей обновляется почти наполовину!..

В голосе управляющего впервые прозвучало неподдельное волнение. Фарамунд покачал головой, но наткнулся на острый взгляд Громыхало, развел руками:

— Ты прав, мир сошел с ума. Все двигается, течет, только леса и болота пока еще стоят на месте. Но кто знает, вдруг и они завтра?.. Потому надо крепить союзы. Скажи своему хозяину, что я польщен. Скажи, благодарю... Однако... Вы все здесь успели пустить корни, я только-только появился. Значит, это мой долг и обязанность угостить окрестных владетелей в своей крепости, постараться понравиться... э-э... сдружиться! Посему вот мой ответ: за две недели я обещаю приготовить бург для встречи высоких гостей. Передай своего хозяину, что я приглашаю его на пир!

Вестник поклонился, лицо было непроницаемо. Был он обрадован или оскорблен ответом новичка, Фарамунд сказать не мог.

После его ухода Громыхало с облегчением выдохнул:

— Фу-у, пронесло... Ты хорошо ответил. А теперь надо не только крепость подготовить, но и самим подготовиться. К примеру, больше полудюжины сопровождающих за ворота не пускать...

— Почему?

— А мы с дюжиной человек не захватывали бурги? — напомнил Громыхало.

— А-а-а... Ты прав, количество ограничим. Скажем, дюжиной с каждым приглашенным. А ты не опозорь насчет вина!

Через две недели в бург съезжались нарядные всадники. Громыхало беспокоился напрасно: хотя пригласили не только Петариуса, но всех окрестных хозяев, но никто не пытался брать большую свиту. Напротив, двое: Улард и Цугардлих, явились вовсе без свиты. Громыхало это расценил как оскорбление, но Фарамунд отмахнулся.

— Ну что ты ко всему цепляешься?

— Да мне все одно, но другие скажут...

— Сильному не скажут.