Фараон

– Ну, что ты мне скажешь? – спросил Рамсес своего любимца, заметив по его лицу, что он привез дурные вести. – Видел ли ты его величество?

– Я видел лучезарного бога Египта, – ответил Тутмос, скрестив руки на груди и склонив голову. – И вот что он мне сказал: «Тридцать четыре года вез я тяжелую колесницу Египта и так устал, что мне захотелось уйти к моим великим предкам, пребывающим в стране мертвых. Вскоре я покину эту землю, и тогда сын мой Рамсес воссядет на престол и будет править государством так, как ему подскажет мудрость».

– Так сказал мой святейший отец?

– Это его слова, и я повторяю их в точности, – ответил Тутмос. – Несколько раз государь говорил мне, что не оставляет тебе никаких распоряжений на будущее, дабы ты мог управлять Египтом, как сам пожелаешь.

– О святой! – неужели его болезнь действительно так опасна? Почему он не позволяет мне вернуться к нему? – спросил царевич с огорчением.

– Ты должен быть здесь, ибо здесь ты можешь понадобиться.

– А договор с Ассирией? – спросил наследник.

– Он заключен в том смысле, что Ассирия может без помех с нашей стороны вести войну на востоке и севере. Вопрос же о Финикии останется открытым, пока ты не взойдешь на престол.

– О благословенный! О святой владыка! От какого ужасного наследия ты избавил меня?

– Так вот, вопрос о Финикии остается открытым, – продолжал Тутмос, – но вместе с тем царь, желая доказать Ассирии, что не помешает ей воевать с северными народами, приказал сократить нашу армию на двадцать тысяч наемных солдат.

– Что ты сказал?! – воскликнул с изумлением наследник.

Тутмос огорченно покачал головой.

– К сожалению, это верно, – сказал он. – Уже успели распустить четыре ливийских полка.

– Но ведь это безумие! – закричал наследник, ломая руки. – Зачем мы так ослабляем себя? И куда денутся эти люди?

– Они ушли в Ливийскую пустыню и либо станут нападать на ливийцев, что доставит нам много хлопот, либо соединятся с ними и вместе вторгнутся в наши западные земли.

– Я ничего об этом не знал! Что они наделали! И когда? Никаких слухов до нас не доходило!

– Распущенные наемники ушли в пустыню прямо из Мемфиса, но Херихор запретил говорить об этом кому бы то ни было.

– Так Мефрес и Ментесуфис тоже не знают? – спросил наместник.

– Они знают.

– Они знают, а я ничего не знаю!

Наследник внезапно успокоился, но побледнел, и его юное лицо исказилось ненавистью. Он схватил своего наперсника за руки и, крепко сжимая их, шептал:

– Слушай! Клянусь тебе священными головами моего отца и моей матери… Клянусь памятью Рамсеса Великого… Клянусь всеми богами, какие существуют, я начну править, жрецы или склонятся перед моей волей, или я раздавлю их!

Тутмос слушал в ужасе.

– Я – или они! – закончил царевич. – В Египте не может быть двух господ!

– И всегда был только один – фараон, – добавил наперсник царевича.

– А ты останешься мне верен?

– Я, вся знать, армия – клянусь тебе.

– Хорошо, – сказал наследник, – пусть распускают наемные полки, пусть подписывают договоры, пусть прячутся от меня, как летучие мыши, и пусть обманывают. Но настанет время… А пока, Тутмос, отдохни с дороги и приходи ко мне вечером на пир. Эти люди так опутали меня, что я могу только развлекаться. Ну что ж, будем развлекаться. Но когда-нибудь я покажу им, кто повелитель Египта: они или я!

С этого дня пиры возобновились. Наследник, словно стыдясь своих войск, не производил с ними учений. Дворец кишел знатью, офицерами, придворными фокусниками и певицами, по ночам происходили пьяные оргии, где звуки арф заглушались пьяными криками пирующих и истерическим смехом женщин.

На одну из таких пирушек Рамсес пригласил Каму, но она отказалась. Наследник обиделся. Заметив это, Тутмос спросил Рамсеса:

– Правда ли, что Сарра лишилась твоей милости?

– Не напоминай мне об этой еврейке, – ответил наследник. – Тебе известно, что она сделала с моим сыном?

– Известно, – ответил Тутмос, – только мне кажется, что она не виновата. Я слышал в Мемфисе, что твоя досточтимейшая мать, царица Никотриса, и достойнейший министр Херихор хотели сделать твоего сына царем израильским.

– Но ведь у израильтян нет царя! Есть только священники и судьи, – возразил наследник.

– У них нет, но они хотят его – им тоже надоела эта власть духовенства.

Наследник презрительно махнул рукой.

– Возничий фараона, – ответил он, – больше значит, чем любой из этих царьков, а тем более израильский, которого не существует.

– Во всяком случае, вина Сарры не так уж велика, – заметил Тутмос.

– Ну так знай же – когда-нибудь я расквитаюсь и со жрецами.

– В данном случае они тоже не очень виноваты. Досточтимый Херихор поступил так, желая возвеличить славу и могущество твоей династии, и действовал он с ведома царицы Никотрисы.

– А Мефрес зачем вмешивается в мою жизнь? Его дело охранять святыни, а не заниматься судьбой моего потомства.

– Мефрес – старик и начинает уже впадать в детство. Весь двор царя посмеивается сейчас над его причудами, о которых я сам, впрочем, ничего не знаю, хотя почти каждый день встречался и продолжаю встречаться с этим святым мужем.

– Это интересно. Что же он делает?