Фараон

Наследник терпеливо выслушивал всех. Но когда вслед за астрологом ворвалась к нему одна из женщин с претензией, что Рамсес, очевидно, больше не любит ее, так как не пришел к ней проститься, а через четверть часа за окном раздался плач других, – он не выдержал и позвал Тутмоса.

– Посиди здесь в комнате и, если хватит охоты, утешай женщин моего дома. А я спрячусь где-нибудь в саду, иначе я не засну и буду утром похож на мокрую курицу.

– А где мне искать тебя в случае надобности?

– Нигде, – засмеялся наследник, – я сам найдусь, когда заиграют подъем.

Сказав это, царевич накинул на себя длинный плащ с капюшоном и убежал в сад.

Но и по саду бродили солдаты, поварята и другая прислуга, потому что на всей дворцовой территории порядок был нарушен, как обычно бывает перед походом. Заметив это, Рамсес свернул в самую глухую часть парка, нашел там обвитую виноградом беседку и с наслаждением бросился на скамью,

– Здесь не найдут меня ни жрецы, ни бабы, – пробормотал он.

И в одно мгновение заснул как убитый.

Финикиянка Кама уже несколько дней чувствовала себя нездоровой. К нервному раздражению присоединилось какое-то странное недомогание и боль в суставах. Кроме того, она чувствовала зуд в лице, особенно на лбу, над бровями.

Эти незначительные признаки заболевания до того встревожили ее, что она уже не думала о том, что ее убьют, и целыми днями сидела перед зеркалом, приказав служанкам делать, что им угодно, но только не беспокоить ее. Она не думала теперь ни о Рамсесе, ни о ненавистной Сарре, а пристально разглядывала какие-то пятна на лице, которых чужой глаз даже не заметил бы.

– Пятна… да, пятна… – шептала она про себя в испуге. – Два, три… О Ашторет! Ведь ты не захочешь так покарать свою жрицу. Лучше смерть… Впрочем, что за глупости? Когда я потру лоб пальцами, пятна становятся краснее. Должно быть, меня укусило какое-то насекомое или я умастила лицо несвежим маслом; умоюсь и до завтра все пройдет…

Но назавтра пятна не исчезли.

Кама позвала служанку.

– Погляди на меня, – сказала она ей, пересев в более темный угол.

– Посмотри… – повторила она взволнованно. – Ты видишь на моем лице какие-нибудь пятна?… Только не подходи близко!..

– Я ничего не вижу, – отвечала невольница.

– Ни под левым глазом… ни над бровями?… – спрашивала Кама, все больше раздражаясь.

– Соблаговоли, госпожа, повернуть свое божественное лицо к свету, – попросила служанка.

Это предложение привело Каму в бешенство.

– Вон отсюда, негодная, – крикнула она, – и не показывайся мне на глаза!

Когда служанка убежала, ее госпожа бросилась к туалету и, открыв какие-то банки, нарумянила себе кисточкой лицо.

Под вечер, чувствуя боль в суставах и мучительное беспокойство, Кама велела позвать лекаря. Когда ей доложили о его приходе, она опять поглядела на себя в зеркало, в припадке безумия бросила его на пол и со слезами стала кричать, что лекарь ей не нужен.

Шестого атира она весь день ничего не ела и не хотела никого видеть. Когда стемнело и в комнату вошла невольница со светильником, Кама бросилась на ложе и закутала голову покрывалом. Приказав невольнице поскорее уйти, она села в кресло, подальше от светильника, и провела несколько часов в полудремотном оцепенении.

«Нет никаких пятен, – думала она, – а если и есть, то не те… Это не проказа!..»

– О боги!.. – вдруг закричала она, падая ниц. – Не может быть, чтобы я… Спасите меня!.. Я вернусь в святой храм… я искуплю свой грех всей жизнью…

Потом снова успокоилась.

«Нет никаких пятен… Вот уже несколько дней, как я натираю себе кожу, она и покраснела… Откуда это может быть!.. Слыханное ли дело, чтобы жрица, женщина наследника престола заболела проказой! О боги!.. Этого никогда не было, с тех пор как свет стоял!.. Она поражает только рыбаков, каторжников и нищих евреев. Ах, эта подлая еврейка! Пусть боги покарают ее этой болезнью!»

В эту минуту в окне ее комнаты, которая была на первом этаже, мелькнула чья-то тень. Потом послышался шорох, и в комнату прыгнул… царевич Рамсес…

Кама остолбенела. Но вдруг схватилась за голову, и в глазах ее отразился беспредельный ужас.

– Ликон! – пролепетала она. – Ликон, ты здесь? Ты погибнешь! Тебя ищут…

– Знаю, – ответил грек с презрительным смехом, – за мною гонятся все финикияне и вся полиция фараона. И все же я у тебя, а только что был у твоего господина.

– Ты был у наследника?

– Да, в его собственной опочивальне. И оставил бы в груди Рамсеса мой стилет, если бы злые духи не унесли его куда-то… Должно быть, твой любовник пошел к другой женщине.

– Чего тебе надо здесь? Беги! – шептала Кама.

– Только с тобой! На улице ждет колесница, мы домчимся в ней до Нила, а там моя барка.

– Ты с ума сошел. Ведь город и все дороги полны солдат…

– Поэтому-то мне и удалось проникнуть во дворец. И нам легко будет уйти незамеченными. Собери все драгоценности. Я сейчас вернусь за тобой…

– Куда же ты идешь?

– Поищу твоего господина, – ответил он. – Я не уйду, не оставив ему памяти по себе…

– Ты с ума сошел!

– Молчи! – воскликнул он, бледнея от ярости. – Ты еще будешь его защищать…