Фараон

Местные князьки служат то Египту, то Митанни, а то и обеим державам сразу. И пока уверены, что силы их равны, будут изворачиваться и дальше. А нам необходима древесина кедра – на флагштоки для знамен, которые стоят перед фасадами наших храмов, и еще множество товаров, перевозимых по морю. Отдать Ливан означало бы обеднить Египет и снабдить плацдармом возможных завоевателей.

Тьянуни подавлен и самим своим видом навевает отчаяние.

– Крепость Кадеш неуязвима. Даже если наши лучники будут поражать защитников десятками, атака захлебнется в крови и исход ее будет катастрофическим.

– Что ты предлагаешь?

– Переговоры.

– С кем?

– Правитель Кадеша – всего лишь марионетка Митанни, но, полагаю, с ролью посредника справится.

– Условия торга?

– Каждый правит у себя, Ливан – посредине, и наши торговые связи сохраняются. Это спасет множество жизней.

– Одна деталь меня тревожит: перестанет ли лжец врать?

– Это маловероятно, государь.

Пока мои солдаты пируют, я ложусь на раскладную кровать и мыслями устремляюсь к Сатье.

И она тут же отвечает.

Царица не ошиблась: любовь сближает нас, преодолевая любые расстояния.

И Сатья подсказывает мне решение.

59

Кадеш.

При упоминании этого названия у солдат стынет кровь в жилах… Колесницы? Бесполезны. Лучники? Необходимы, но исхода сражения не решат. Пехота? Во время приступа она будет погибать сотнями.

– Гиблое дело, – сказал Старик своему ослику.

А тот… поднял левое ухо.

– Как это – нет? У тебя с глазами беда или как? Первую волну пехоты перебьют, вторую тоже, а третья и сама отступит. А ты видишь другой вариант, получше?

Северный Ветер поднял правое ухо.

«Из ума он выживает, что ли?» – подумал Старик.

Когда царь вышел из шатра, солдаты уже были готовы к бою.

Вперед выступил Джехути:

– Приказывайте, государь!

– Сколько у нас секир?

– Несколько сотен.

– А кинжалов, мечей?

– Несчетное множество.

– Пусть все до одного вооружатся чем-то режущим.

– Режущим?

– Можешь раздать и косы, изъятые у крестьян.

– И с этим мы пойдем брать Кадеш?

– Цитадель стоит на чудесной равнине, в самом ее центре, а вокруг – пшеничные поля и плодовые сады?

– Красивейшее место, государь.

– Этого маленького рая правитель Кадеша не заслужил. Мы вырежем деревья, скосим пшеницу и все это сожжем.

– А подходы к крепости?

– Пусть никто не приближается на расстояние выстрела.

– Разрешите выполнять?

Оправившись от изумления, египтяне рассеялись по равнине и с завидным рвением принялись рубить, косить и жечь, и все это – на глазах у правителя Кадеша с приближенными, затаившихся в своем неприступном убежище.

Неприступном? Только не для густого дыма, подхваченного дующим в сторону крепости ветром.

Глядя, как противник уничтожает их поля и сады, обитатели крепости ужаснулись. Масштабы пожара, облака пепла, мешающие дышать и закрывшие собой небо… Реакция людей превзошла все мои ожидания.

Ворота города распахнулись, и горстка местных вельмож, все без оружия, вышла молить о пощаде.

Говорить поручили старику с белой заостренной бородой и дребезжащим голосом.

Он падает передо мной на колени:

– Смилуйтесь, государь! Мы сдаемся!

– Пусть приведут правителя Кадеша!

– Он покинул крепость, но некоторые его союзники остались.

Значит, этот трус в очередной раз сбежал, чтобы затеять новый бунт!

Запретив своим солдатам мародерствовать, я приказываю вывезти из города часть его богатств, и в их числе – оружие бунтовщиков, которые вскорости в качестве военнопленных отправятся в разные провинции Египта.

И тут у меня появляется новая задумка.

– Дети правителей-союзников остались в крепости?

– Да, ваше величество.

– Приведите их всех ко мне!

– Их ждет казнь?

– Не казнь, а учеба.

Отныне сыновья и дочери мятежных правителей будут жить и учиться в Мемфисе и Фивах, где преподаватели привьют им наши ценности. Должным образом обученные, они вернутся в родные края и станут править вместо своих вероломных отцов. Они сохранят свои обычаи, но и проникнутся египетской культурой, а потому откажутся от сражений в пользу добрососедских отношений, гарантирующих благоденствие. Искоренить из их сердец ненависть и воинственность, привить пусть даже мизерную долю принципов Маат – такова моя цель. И я сделаю это в память о моем покойном сыне…

* * *

Взятие крепости было встречено умеренной радостью: правителю Кадеша удалось бежать, и регион еще предстоит утихомирить, так что каждый понимал: эта кампания не последняя.

Мне не терпится увидеть Сатью.

Сатью, по-прежнему прекрасную и исполненную внутреннего достоинства, которое помогает ей превозмогать горе. Однако рана в ее душе так и не закрылась, и временами царицей овладевает странная усталость, несмотря на все снадобья, предписанные ей главным придворным лекарем.

В сад она выходить отказывается и не покладая рук, до изнеможения совершенствует свой Дом. Ткацкие мастерские и музыкальная школа процветают, многие здания обновили, и урожаи с их сельскохозяйственных угодий собирают не хуже, чем с Карнакских.