Фараон

Раз в десять дней она отправляется в храм предков на западном берегу[74]. В нем пребывают четыре изначальных четы[75], которые приняли форму лягушек и рептилий, – боги и богини, обустроившие этот мир. Во главе огдоады – Амон, Сокрытый, властвующий над бесконечным превращением нетленного в тлен и обратно. Рядом с ним Сатья обретает глубочайшее утешение. Если смерть родилась, ей суждено умереть; связанная с вечностью, духовная жизнь от этого не страдает и передается посредством света, наполняющего наши храмы.

Пусть это пока и незаметно, но Сатья мало-помалу отдаляется от мира людей. Она урезает время аудиенций, чтобы подольше читать писания древних и тексты, описывающие преображение души в потустороннем мире, которые я изучал в свое время, чтобы создать «Книгу сокрытой комнаты». Страдание ее утихает, когда царица исполняет ритуалы вместе со жрецами Карнака.

А мне пора начертать и проиллюстрировать «Третий час ночи» на стене моей усыпальницы.

Путешествие солнечной ладьи становится трудным и опасным. На смену плодородной равнине пришли земли враждебные, пустынные, где ничего не растет. Сгущается ночной мрак, и в нем бродят демоны. И если ладья вдруг остановится, не в состоянии продолжить свой путь, скоро наступит царство небытия.

Только благодаря магии света, оживляющей царские короны, этого несчастья можно избежать. И моя молитва звучит так: «Поразить мятеж, возродить оплодотворяющий поток, разбудить бурю, уничтожить живых мертвецов, разжечь огни, превратить моих врагов в пепел!»

57

Испытывает ли Тьянуни, начальник моей тайной службы и составитель «Анналов», хоть какие-то чувства? Даже внешне он все больше уподобляется хищной птице, и его холодность пугает. По долгу службы он участвует в погребальном обряде, призванном помочь душе моего сына совершить счастливое путешествие.

Оба моих друга раздавлены горем, Рехмир и многие другие сановники, кажется, искренне взволнованы, а вот Тьянуни стоит с безучастным видом. Но моя задача – не клеймить его недостатки, а использовать достоинства, хотя я уже привык, что его появление не сулит ничего хорошего.

– Простите за беспокойство, государь, но я не могу не сообщить вам новости из ливанских портов.

– И эти новости, я полагаю, плохие?

– Они плохие и вселяют тревогу. Ваша последняя кампания не дала плодов. Ливанцы вас обманули и перешли под власть правителя Кадеша, который желает сохранить доступ к морю и контроль над торговыми путями.

– Детали?

– Отряды, оставленные нами на подвластных территориях, сметены превосходящими силами противника. Еще немного – и мы потеряем Ливан, а вернее, он перейдет под власть Митанни и ее сирийских наемников.

– Нам известно, где сейчас пребывает правитель Кадеша?

– Заперся в своей крепости, и об этом кричат на всех углах. Думаю, он хочет заманить вас в ловушку. Этот смутьян усвоил урок в Мегиддо. Штурмовать его новое логово было бы ошибкой. Какие будут распоряжения?

– Узнаешь об этом завтра.

* * *

Я не стал скрывать от Сатьи всю важность происходящего и описал ужасный характер «Третьего часа ночи», соотносящийся с постигшими нас несчастьями. Случайностей не существует: люди изобрели это понятие, чтобы оправдать собственную недальновидность.

– Правитель Кадеша нападает на нас в наихудший момент, рассчитывая, что мы не сможем ответить.

– Не сможем ответить? – возмущается Сатья. – Что ты этим хочешь сказать?

– Ты думаешь, что я отправлюсь в шестую кампанию, оставив тебя одну?

– Мы – не просто скорбящие родители. Ты – царь, я – царица, и одна из главнейших наших обязанностей – защищать свою страну и народ, как бы судьба нас ни испытывала. Наша личная жизнь значения не имеет. Вместе мы – то, что подразумевается под словом «фараон», то есть «великий дом», пристанище для всех наших подданных.

И Сатья отныне не столько женщина, сколько царица…

– Нас ничто не разлучит! Ни расстояние, ни время, ни даже смерть не разрушат наш союз, потому что такова воля богов. То, что сочеталось на этой земле посредством ритуалов, воссоединится на небесах навечно. Поезжай, любовь моя! Веди свою армию, спаси Египет. Даже будучи на последнем издыхании, я сказала бы тебе то же самое.

* * *

– Значит, ты – новый староста? – спросил чиновник, прибывший из самого Мемфиса.

– Я, – ответил Лузи.

– А что случилось с прежним?

– Умер во сне, от старости.

Писец сделал соответствующую пометку.