Фараон Хатшепсут (СИ)

Сенмут спешил. Он быстро схватил папирус с именами, которые уже заказаны в царство мертвых, и поторопился к лошади. Его ждали жрецы и несколько наемных эфиопцев, которые за небольшую плату возьмут всю грязную работу на себя — не все же делать его змейкам. Он собирался садиться на лошадь, когда какой-то мальчуган окликнул его. Сначала Сенмут недовольно изогнул бровь, потом внимательно присмотрелся к парнишке и кивнул, разрешая говорить. Тот мялся и мотал головой, не мог связать двух слов, указывал в сторону покоев Неферуре.

Сенмут фыркнул, но от внезапного сознания, что дочери грозит беда, побледнел. Наверно, она опять задыхалась. Мужчина рванул к ней, требуя принести кувшин из его комнат. Но ни одна служанка не двинулась с места. Мальчик закрыл лицо ладошками. У архитектора ослабели ноги, но он переступил порог комнаты и осмотрел алую лужу. Подумалось: вино кто-то разлил. Мельком бросил взгляд на мертвую дочь и прикрыл глаза. Губы задрожали, свиток упал на пол, и совершенно неожиданно он понял, что всё это время совершенно ничего не слышал, будто оглох. И в тот же миг мешанина звуков: возня, всхлипывания слуг — ворвались в его голову и заметались в безумном ритме.

Он больше не мог оставаться в этом доме, поэтому быстро вышел и бездумно побрел. На улице стояла тишина, а его трясло и мутило. Ноги сами несли куда подальше от дома, от слуг, от жрецов. В мелкой дрожи, в поту Сенмута воротило от самого себя. Он ясно понимал: дочь мертва.

Его глаза заволакивала пелена. Дорога казалась не знакомой. Разве что мозг соображал, что палатки с торгашами бывают только на рынке. Толпа людей шла навстречу. В очередях галдели. Все были заняты своими проблемами. Весь этот беспорядок настолько потряс Сенмута, что он с силой замотал головой, отрицая городскую суету. Как они могли жить, когда у него умерла дочь? Как все могло продолжаться для всех, кроме нее? Его пухлые губы скривились, готовясь вот-вот извергнуть дикий вопль горечи и страдания. Желая растерзать самого себя, Сенмут выжал из легких боль и снова ее вдохнул, обежал взглядом толпу и резко замер, увидев Ее. Бегло оглядываясь, Хатшепсут прятала глаза и скорее спешила уйти. Она могла бы и не переживать: мало кто знал её в женском обличье.

Он окликнул свою любовницу, но она не обернулась. Тогда Сенмут погнался за ней, выкрикивая ее имя во все горло. Много кто останавливался, смотрел на него с равнодушием или испугом, но только не она. Хатшепсут рванула со всех ног вниз по улице в толпу людей, которая спешила поглотить силуэт хрупкой женской фигурки. Сенмуту пришлось положиться на своё зрение, чтобы не упустить её. Он расталкивал людей, шел прямо к своей цели, пока его не схватили за локоть.

— Смотри куда прешь! — возмутился пухлый старик и прошел мимо. Сенмут узнал в нем Тобиаса.

— Хат! Хат, остановись! — завопил он охрипшим голосом.

— Она умерла! Это моя вина! Слышишь?! Моя!

От погони его дыхание перехватило, силы покинули, и он отстал. Сердце закололо, и ему пришлось привалиться к стене какого-то дома и зажмуриться, что было сил. Последние, что он увидел, это как Тутмос приобнял за плечи Хат и быстро увёл с улицы.

***

Спустя несколько долгих часов молчания Северус наконец-таки открыл рот, желая высказаться. Но стоило ему посмотреть на бледную, мрачную Гермиону, и совесть сдавила горло. Её ужасно опечалит то, что он собирался сказать. Итен лишь раздражающе закатил глаза. Молчание продолжалось.

По мнению Северуса, им не стоило знать о Дафне. Им не стоило слушать Итена дальше и узнавать о правнучке. Возможно, было бы лучше заткнуть болтливому зятю рот. Так нет, вместо этого Северус, у которого защемило сердце, подарил все внимание этому несносному человеку. Подумать только, у него будет правнучка! Никогда еще его мысли не заходили дальше собственного выживания. Где бы он ни оказался, ему постоянно приходилось включать свой изворотливый ум, чтобы выкручиваться. Не находилось даже секунды, чтобы он мог подумать хотя бы о детях, не говоря уже о внуках и правнуках!

А он всё еще надеялся, что Гермиона не носит под сердцем их малыша. Кто знает, что случится с зачатым в далеком прошлом ребенком? Здесь другие законы, другая магия, наконец, в нем все это время сидел Сет, и Северусу совершенно не хотелось наделять своих потомков частичкой божественного психа.

Не оставалось сомнения: их Даф все равно погибнет. Десять лет назад значительно постаревший Итен Николс неоднократно намекал ему об этом. Видимо, вернувшись в свое время, он так и не смог ничего исправить. Оттого-то и были сильны его горечь и заявления. Непонятным оставалось одно: как он вернулся в Египет повторно и главное — зачем? Северус находил лишь один ответ: только ради того, чтобы помочь им.

Гермиона кусала губы, желая избавиться от навязчивой мысли. Даже если она и знать не будет свою правнучку, скорбь нарастала.

— Я буду верить в твою удачу, — наконец солгал Северус и улыбнулся Гермионе. Было видно, как в ней вновь вспыхнула надежда, личико посветлело.