Фараоново племя

За прошедшие годы кэп научился жестокости. Он пшикал беспредельцев и психов, валил собак и ел их, выковыривал из черепов дроидов годные «грелки». Выставлял из команды на верную смерть — за воровство, за драки, за бесполезность. Случалось и добивать безнадежных. Зачем щадить чужую бабу?

Притихшая девочка отпустила его руку. От ребенка пахло конфетами и сладким шампунем. С ума сойти — откуда сейчас шампунь? И хорошая такая малышка — ни капризов, ни слез… Нет, нельзя.

— Я кому сказал — убирайтесь!

Лицо женщины стало отчаянным, худые кулаки сжались:

— Я была старшим менеджером станции «Горьковская» и имела доступ ко всем служебным помещениям. У меня есть коды.

— Докажи!

— Дайте мне бумагу и ручку.

— Обойдешься, бумагу на тебя тратить, — Сим-Симыч протянул женщине обгорелую щепку лучины. Она отбросила назад длинные волосы, зажмурилась на секунду и уверенно стала рисовать на столешнице схему станции. Вестибюль, эскалаторы, платформа, депо, служебные помещения.

— Там, за вагонами склад. Три ряда дверей — на служебке, в депо и на складе. Без кода вы его не возьмете, только гранатами. А взрывы повредят «грелки» и оставшуюся там технику.

В задумчивости Сим-Симыч погладил щеку, унимая надоедливый тик — склад метро это не один десяток, а то и не одна сотня «грелок», богатство по нынешним временам.

— Думаете взять коды силой? — женщина засмеялась коротко и обидно. — Обману — мне терять нечего, а вас зажмет между дверями или смоет пожаркой. По хорошему выгодней — вы получите «грелки», мы останемся живы. Не хотите — уйдем. И, поверьте, найдем, кому предложить…

Насупленный Илья подвинулся ближе к женщине, большая рука дернулась — приобнять — но так и не легла на угловатое плечо, обтянутое шерстяным свитером. Похоже, уйдут они вместе.

— Зачем силой? Самые правильные решения — простые решения. Ментоскоп — и готово дело, все скажешь, что хочешь и что не хочешь.

Женщина слегка побледнела, заозиралась, прикидывая расстояние до дверей. Повинуясь безмолвному приказу, девочка подбежала к матери, ухватилась за подол.

— К сожалению, у нас таких железок нет, — как ни в чем не бывало продолжил Сим-Симыч. — Подожди, пусть решает команда.

Из мужиков первым явился Муха, на удивление трезвый. Узнав о ребенке, он среагировал моментально — и совсем не так, как ожидал кэп. Старый брюзга, брызжа слюной из перекошенного рта, заявил, что скорей сдохнет сам, трать-тарарать, чем отпустит на холодную улицу, так её, малыша, что он, трампамам, мужик, а не покрышка от гальюна, а чумкой два раза не болеют. Тим и Серый, синхронно пожав накачанными плечами, отнеслись к новости безразлично — «грелки» годно, будет на чем катер гонять, лодочку прикупить, жратвы хорошей, выпивки старой, а не самогона с Малой Пушкарской. Здорово ли дите — пусть наш лепила решает. Если неладно что — тут же сами пристрелим. А на нет и суда нет.

Пухлый, улыбчивый Шурик потянулся к ребенку с искренним любопытством — вблизи видеть живых детей, родившихся после Чумного года, ему ещё не доводилось. То и дело суетливо вздергивая непослушные рукава рубахи, он осмотрел малышку с ног до головы, помял живот, потрогал шею, попросил раскрыть рот и последить за пальцем. Белокурая Диана подчинялась ветеринару безропотно, закашлялась, когда тот полез ложечкой в горло, но и здесь не заплакала. Когда её отпустили — метнулась к матери, повисла на шее, крепко вцепившись ручками в свитер и спрятав лицо.

— Совершенно здоровый, спокойный, упитанный ребенок, — констатировал Шурик, намыливая над тазиком короткопалые руки. — По хорошему бы сдать анализ крови, сделать рентген, но я ничего криминального не нахожу.

Мрачный Сим-Симыч поглядел на команду и сплюнул на пол, предчувствуя недоброе. Но решение было принято.

Женщину звали Галей, она оказалась неразговорчива, расторопна, услужлива и в то же время отстранена от всех. Она делала свое дело, отмалчивалась, иногда тихонько молилась. Единственное, что всерьёз интересовало её, зажигало весельём глаза — девочка. Чтобы снизить риск заражения — мало ли кто что на ногах принесет — им отгородили отдельную комнату с лоджией, мужики туда не входили, а Ди не выпускали наружу. По вечерам, когда темнело, Галя открывала балконную дверь и выпускала малышку подышать свежим морозным воздухом, посмотреть на улицу.