В марте сад внезапно появлялся в квартире. Бабушка вытаскивала сумку с семенами и перебирала пакетики, замачивала в блюдечке в тряпочке огуречные семечки (почему всё это без мягкого знака?), я проверял их каждый день, пока вдруг первое семечко не выпускало белый хрупкий хвостик (неужели из него получатся такие большие листья, жёлтые цветы и даже огурцы?) – так из блюдечка с семенами сад высовывал ногу. Потом бабушка обрезала пакеты из-под молока, наполняла их землёй, раскладывала ожившие семена по пакетам, и вот уже сад захватил подоконник на кухне. Пока ничего не взошло, пакеты казались угрюмыми, но как только из земли огурцы выставляли листочки, на окне делалось радостно, азартно, потом помидоры всходили пахучими стебельками, и уже в комнате тоже весь подоконник занят рассадой, которая самим названием обещает однажды окрепнуть и выйти за пределы, рассадиться, разрастись. В марте у бабушки тяжёлый, долгий грипп, но после него наступает лёгкий, тёплый конец апреля, и мы возвращаемся в сад, а он там высвободился из снега, вылезла коричневая земля, перекопанная осенью, и пока всё таяло, дом раздулся, как утопленник, от влаги, дверь не открывается, краска треснула. Когда мы спускались к саду, бабушка подмечала изменения в ноге, совершившиеся за зиму: раньше, ещё прошлым летом, было всё легче, а теперь больнее. Потом вдруг нарциссы. А в мае мы приходили уже сеять морковь. Появилась мода приклеивать семена моркови на туалетную бумагу и укладывать в грядку длинную ленту – так как будто экономятся семена, прореживать не нужно, и естественное удобрение от гниения бумаги. Отпускать рассаду из дома было грустно, но приезжал отец на мотоцикле, укладывал в коляску и в багажник пакеты с испуганными детскими растениями (обязательно кто-то умрёт по дороге, переломившись) и увозил. Мы с бабушкой шли следом, не торопились, всё равно не догнать. На крылечке нас ждали растерявшиеся под уличным солнцем огурцы, помидоры, может быть, даже перцы. Мы вскрывали пакеты ножницами, видели то, что видеть, вообще говоря, не полагалось (чёрную землю обнимала белая паутина корней), я поливал в лунку, а бабушка ставила туда голубчика (этим словом). Всё это, конечно, в парник, нервный, подмечающий всякий ветерок, пахло сухой парниковой землёй. Начинался новый садовый год, и сад (пока последние контрольные работы) распускался в зелёное буйство, ягод вообще никто не мог предсказать в марте, а вот они уже выскочили.