Я лёг в кровать. Над головой у меня полки, нагруженные тем, чем никогда не пользуются: упаковочная бумага, очень красивая, напоминающая подарок, завёрнутый в неё, давно уже жалко выкинуть, пыльные остатки (со времён моей начальной школы) гофрированной бумаги, бумаге тридцать лет, два разнополых цвета – голубой и розовый, лампочки-колобки на пружине: нажмёшь – и они, как дурачки, отскакивают, раскачивают свет, глупо смотрят чёрными глазами, коробки из-под конфет, в которых хранятся избранные дни календаря, которые я всё хочу пересмотреть и разгадать логику: почему выжили эти? Там же, на полках, новосёлы – фарфоровые фигурки (ангелы, деды-морозы, поросята), их достали из пупырчатой плёнки всего пару раз и насладились – какие красивые! В этом году родственники из Кирова собрались на машине в Рыбинск и попросились к маме переночевать, всего одну ночь, чтобы поспать и поехать дальше. Мама, конечно, согласилась, но заохала и стала разбирать спальню. Ведь положить, в сущности, негде, даже пол заставлен. На кресле гора вещей переросла маму, как ребёнок. В шкафу – девяносто восьмой год, тогда ещё что-то помещалось, на дверцах шкафа висит одежда, которую мама носит. Две швейные машинки погребены под спасёнными вещами бабушек: вот костюм бабушки Саши с её шестидесятилетия. На полу книги, на столе книги, и не только Тургенев, но история СССР, романы серии «Шарм» (с женщины сваливается лиф платья, хотя она не хотела бы этого, рядом мужчина с голым благородным торсом, по периметру цветы). Мама долго перекладывала вещи с места на место, кое-что увезла на тележке в сад, но всё равно оставалось много. В шкафу пересидели наши с братом детские маечки, трусики, с такими именно суффиксами, мама всё думала, кому бы их передать, но не придумала и отвезла в приют для животных, чтобы там их подстелили под кошечку или собачку. Халаты с маминой работы, бесконечные ночные рубашки, старые простыни, ещё бабушкины – бескрайнее поле ситца отнесла мама в больницу, пусть одинокую старуху переоденут, пусть постелют новое бельё, если описается. Мама засунула руку поглубже, преодолев скопление бюстгальтеров, и как только коснулась пальцами, тут же догадалась и не поверила: неужели? Мама на много лет потеряла свои драгоценности. Сложила в лакированную шкатулку (на крышке – сказки Пушкина) золотой перстень с сиреневым камнем, золотые же серёжки, выделившие капельки александрита, серебряные серёжки, кулончик, колечко с финифтью – всё это потеряла. И жалела много лет, ведь сама-то она покупала только серебро, а золото – подарено бабушкой Сашей, с детства примеряла. Мама считала, что драгоценности украли, кто-то приходил в дом («Мужики твои!» – говорила мама, припоминая, что в девяносто пятом мы с ней уехали в Киров, а отец остался и праздновал день рождения дома). И вот теперь шкатулка, которую мама сама там и спрятала и которая с каждой новой вещью отступала всё глубже в шкаф, нашлась. Нашлись и старые шахматы, вязальные спицы, печатная машинка. Когда я лёг в кровать, я вдруг увидел под шкафом что-то новое: на коробке с обувью лежали две тоненькие, явно кондитерские коробочки, перевязанные бинтом. Наверное, их мама тоже отыскала во время разбора квартиры.